Бриллиант для короля

Бенцони Жюльетта

Два дня спустя после Рождества господин де ла Рейни был извещен, что в Сен-Жермене, в доме покойного наместника города господина де Фонтенака, были найдены тела его вдовы, мадам де Фонтенак, и ее любовника, Зона де Ла Пивардьера, о котором уже давным-давно ничего не было известно. Оба были повешены на балке в библиотеке со связанными сзади руками. На груди у обоих висели надписи: «Да восторжествует Божья справедливость!»

— Едем туда немедленно! — коротко распорядился де ла Рейни, обращаясь к Альбану, его юному помощнику Жакмену и Дегре.

Уже выходя из кабинета, он решил взять с собой еще и мадемуазель Леони. Никто

не знал дома лучше ее, и она могла оказаться полезной. Ей тут же сообщили о поездке, она не заставила себя просить и была готова в одно мгновение.

До Рождества было холодно и снежно, а потом вдруг распогодилось и потеплело. Дороги немного размякли, зато улицы в городе были сухими. Подъехав к особняку, парижане увидели охрану — наместники королевских городов имели право пользоваться стражниками прево. Двери, окна, ставни — все было закрыто, но ворота распахнулись, как только перед ними появился его высокопревосходительство главный полицейский. Сержант, командовавший охраной, подошел с рапортом: врач, принимавший роды через две улицы отсюда и возвращавшийся на рассвете домой, увидел темный дом с широко распахнутыми дверями, вошел, обнаружил два трупа и поднял тревогу. После чего наместник города господин де Лаферте отдал приказ ни к чему не прикасаться и послал курьера с письмом к господину де ла Рейни. Из соображений приличия тела были отвязаны, а из погреба были выпущены запертые там слуги, их крики привлекали внимание. Слуг под надежной охраной отправили на кухню, чтобы они могли там согреться и поесть. В дальнейшем слуг не охраняли, несчастные были сильно напуганы.

Слуг было шестеро: Мерлэн, мажордом, Кордье, кучер, Матильда Балю, кухарка, Жаннетон, посудомойка, Марион Луве, камеристка баронессы, Леблан, лакей, и Буске, конюх. Все шестеро жили в доме. Уборщицы, прачки и садовники жили в городе. Из домашних слуг мадемуазель Леони знала только двоих — кухарку Матильду, с которой всегда была в хороших отношениях, и Марион, камеристку. О Марион она шепнула Альбану, что душа у нее такая же черная, как у ее хозяйки. Марион было лет под тридцать — темноволосая, с плоским лицом, большим носом и насупленными бровями, из-под которых выглядывали два зеленых глаза, похожих на каменные шарики. Ее трясло от страха, но когда она увидела в свите главного полицейского мадемуазель Леони, затрясло от злобы.

— Этой-то что здесь у нас понадобилось? — раздался ее сиплый голос. — Вдобавок ко всему она еще с полицией явилась! Мадам знала, что делала, когда выставила ее за дверь! Да ей давно пора бы подохнуть!

— Немедленно замолчать! — резко распорядился Альбан. — Мы прекрасно осведомлены, кто такая мадемуазель де Куртиль де Шавиньоль, которая имеет все права находиться в этом доме, в отличие от тебя! Еще одно непочтительное слово, и ты окажешься в тюрьме!

— В тюрьме? Но я ничего плохого не сделала, — плаксиво заявила горничная. — Сидела связанная в темном погребе!

— Замолчать всем! — приказал де ла Рейни. — Я хочу знать, что здесь произошло, но ты будешь говорить только тогда, когда я тебя спрошу. — Он устремил взор на толстяка мажордома, уписывающего хлеб с колбасой и запивающего еду вином. — Ты мне кажешься самым смышленым, вот и расскажи, что тут происходило ночью, — обратился он к нему.

Мерлэн с риском для жизни мигом проглотил все, что мешало ему говорить, вытер рот и поднялся.

— Соизвольте извинить

меня, месье, но я чуть было не умер с голоду. Но теперь я целиком и полностью к вашим услугам, — произнес он почтительным тоном хорошо вышколенного слуги.

Де ла Рейни отдавал должное почтительности и улыбнулся.

— Вот и хорошо. Расскажи мне все, что знаешь о событиях этой ночи.

Рассказ был коротким и четким. Но, прямо скажем, Мерлэн мало что знал. На церковной колокольне прозвонили десять, когда громкий голос именем короля потребовал открыть ворота. Молча вошли человек двенадцать — вооруженные, в масках, одетые в черное. В две минуты все слуги были связаны, а начальник отряда, наставив пистолет на Ла Пивардьера, повел его в глубь дома, говоря, что им нужно объясниться. До этого Ла Пивардьер сидел и пил кофе в обществе мадам де Фонтенак.

— Больше я ничего не знаю, — со вздохом заключил Мерлэн. — Нас всех отправили в погреб, где и заперли.

— Кто были эти люди? Как по-вашему? Разбойники?

— Если честно, то на разбойников они были мало похожи. Одежда у них была одинаковая, и больше всего они походили на солдат. А начальник у них был из дворян. В этом я готов поклясться.

— Откуда такая уверенность?

— Да распознать дворянина совсем не сложно: кроме шпаги и перьев на шляпе у дворян особый тон и манеры, они привыкли распоряжаться. Их можно узнать по голосу, по речи. Я заметил, что этот человек хромал. Не знаю, чего он хотел от Ла Пивардьера, потому что в погребе ничего невозможно было услышать, но ворами эти люди не были, потому что, насколько я могу судить, они ничего не унесли.

— Я тоже так думаю, — подала голос мадемуазель Леони, утешавшая кухарку, которая плакала навзрыд в ее объятиях. — Я только что обошла дом, и мне не показалось, что эти люди что-то взяли. Эта двойная казнь больше всего напоминает месть.

— Казнь? — переспросила Марион. — Что значит казнь?

— Это значит, что мадам де Фонтенак и господин Ла Пивардьер были повешены в библиотеке, и надпись у них на груди гласила: «Да восторжествует Божья справедливость».

Марион вскрикнула от ужаса, и тут же у нее началась истерика, она рыдала в голос, повторяя, что ни минуты не останется в этом проклятом месте.

— Успокойся! — произнес Альбан насмешливо. — Ты тоже можешь удостоиться казни, когда мы с тобой разберемся.

— Для начала, — объявил де ла Рейни, — мы отправим девушку в тюрьму при замке. Я полагаю, что в этом деле она не причем, но у меня есть к ней вопросы относительно более давней истории, — уточнил он, взглянув на мадемуазель Леони, и она ответила ему слабой улыбкой.

— В тюрьму? Меня? За что? Я ничего не сделала...

— Вот это мы и определим. А поскольку вы всеми силами стремитесь покинуть этот дом, то в тюрьме вам явно будет спокойнее.

Горничная принялась вопить что было силы, но Альбан быстренько вывел ее в вестибюль и там препоручил двум стражникам прево, которые тут же связали ей за спиной руки. Когда Альбан вновь вернулся на кухню, де ла Рейни продолжал беседовать с мажордомом.

— Как давно находился в доме господин де Ла Пивардьер? Не думаю, что для вас новость, что его давным-давно разыскивает полиция.

— Да, я знаю об этом, но что я мог поделать? Только держать рот на замке. По правде говоря, за редчайшими исключениями, господин де Ла Пивардьер этот дом никогда не покидал.