Бриллиант в мешке
Шрифт:
На мое счастье, барьер состоит из секций, а секции красного пластика объемные, но легкие. Двинул одну прямо животом и протиснулся в просвет. И стал пробираться между препятствиями. Днем, конечно, гораздо легче, но все равно тут же облился потом, хотя хамсин разбился, то есть кончился.
Ножки совсем отказывают, перкосета я у сестры так и не взял. Надо же, так стремился к нему, так мучился, а теперь, пожалуйста, сколько угодно, и даже не вспомнил.
Ох, боюсь, опять брякнусь. Вот сейчас будет уж совсем некстати, хотя знаю, что сразу найдется
Уже совсем близко, по прямой всего шагов пять, но передо мной на земле очередная толстенная труба, пока обойду.
Тем временем вижу, с катка водитель машет мне яростно из своего окошка, убирайся, мол. Не обращаю внимания и двигаюсь.
А каток двигается прямо на меня.
Ничего, авось остановится, не будет же он трубу давить.
Не останавливается! Орет мне что-то, ясно, что ругается.
Я остановился, но назад не пошел. И он остановился, у самой трубы. Соскочил вниз и гонит меня руками и криком, я даже разобрать не могу что. Надвинулся на меня, но не прикасается, боится тронуть инвалида. Поднимаю руку и тихо-тихо говорю:
– Прости, пожалуйста, мне необходимо найти… Я здесь потерял…
– Чего?! – Каток свой он не выключил, и тот грохочет и дрожит весь, рвется продолжать трудовую вахту.
Я приклонился совсем близко и говорю:
– Я здесь потерял… Пусти меня вон туда…
– Мозги свои ты потерял! – орет и слегка начинает меня поталкивать. Дело плохо.
Но я недооценил Кармелу. Откуда ни возьмись, налетела как орлица, отпихнула его от меня и орет – куда ему:
– Не смей его трогать! Отвали!
Он сразу успокоился и спрашивает мирно:
– Это твой? Он что, из Эзрат-Нашим сбежал? – Из здешней психушки то есть.
– Не твое дело! Пойдем отсюда, Мишен-ка, – и берет меня за руку.
– Погоди, – говорю, – Кармела. Мне здесь надо найти…
– Что тебе надо? Я машину посреди дороги бросила!
– Я здесь потерял… позавчера ночью… – Что бы такое существенное? А, вот: – Я здесь свое удостоверение личности выронил.
– Позавчера ночью? В Эрев Йом Кипур? Здесь?
Парень начал смеяться, и даже Кармела улыбнулась.
Пришлось сказать им, как шел и зачем, в самых общих чертах, конечно. Упал, мол, стал телефончик из кармана вынимать и, верно, заодно выронил. Парень проникся моей ситуацией, выключил мотор и говорит: ладно, пойдем поищем. Но мне их помощь совсем некстати. Говорю им:
– Тут пространство большое, я точно не помню, давайте, ты, Кармела, иди вправо, а ты влево, а я тут по серединке поищу.
Кармела еще вякнула типа того, что, мол, брось, новый документ сделаем, но я подтолкнул ее вправо, а парень уже пошел, ну, и она тоже. Отошли они, бродят, под ноги смотрят, а я трубу обошел и прямым ходом к своей кучке асфальта.
11
Иду по ровному, каток здесь хорошо прошелся.
И вижу, что и ложбинку эту, где я лежал, он тоже прокатал, и ее больше
Наконец натыкаюсь палкой на твердое. Каток этот камень просто в землю вдавил и песком завалил. Ковыряюсь быстро, а то увидят, что стою и делаю что-то, и прибегут помогать.
Есть! Ура! Вижу краешек пластикового мешочка, синий с зеленой надписью, в который было завернуто.
Стал скрести, чтобы сверток наружу выковырнуть, резко задел его своей четырехлапой палкой, а он весь и раскрылся передо мной, как цветок.
Кармела кричит:
– Михаэль! Нашел? Что у тебя там?
– Да нет, – отвечаю, – так… показалось.
– Брось ты это, ей-богу! Не стоит оно того, пошли!
– Ищи, ищи! – кричу.
А оно и впрямь того не стоит.
Лежит в рваном сине-зеленом пластике кучка крупичатого белого вещества, блестит на солнце, цветными искрами поигрывает. Вроде толченого сахара-рафинада, только еще белее и ярче… Красиво…
Ну и вот тебе.
Черт попутал – черт и распутал… Проехался катком многотонным, точно как камешки эти легкие проехались по твоей жизни… Были – и нету, один порошок… Успели, однако, и тебя, Мишенька, прокатать, была у тебя простая, удовлетворительная жизнь рядового инвалида, а что стало… Не камней жалко, а что не может черт теперешнюю твою ситуацию так же легко распутать, не может он вернуть все, как было, пусть даже и с рестораном…
Стоп.
Рассуждать и себя жалеть некогда, потому что порошок весь ярко-белый. Весь порошок белого цвета!
А должен быть с примесью красного! Красного должно быть порядочно, а нету. Где же оно?
Скорее разметал палкой сахарный песок – нету! Весь насквозь белый!
А как же Красный Адамант? Где из него порошок? Нигде нет!
Это может означать только одно: Красный мой Адамант выжил. Уцелел! И должен быть где-то тут. Завалился в какую-нибудь ямку и спасся!
Тыкаю палкой, щупаю, ищу везде – и не нахожу. Но ведь не может быть далеко, только тут же, рядом с бывшим свертком, да где же он? Руками надо бы пощупать, тогда и видно лучше, но нагнуться я не могу.
Нагнуться не могу, но могу упасть. Теперь будет кому поднять.
Правда, в теперешнем сознательном состоянии прямо взять и упасть тоже не смогу, это ночью тогда я свалился и даже не заметил, а теперь тело не позволит, знает, какая будет боль и какая опасность.
Но рядом твердо торчит кверху моя родимая труба с проводами. Как я с ее помощью тогда поднялся, так же теперь и опущусь.
Только не торопиться, хотя надо торопиться, сейчас они меня увидят и прибегут. Не касаться проводов, черт ведь их знает. Бросил палку, уцепился за трубу обеими руками, подержал тело на весу. Перехватил руками вниз по трубе, подогнул здоровую ногу, больную выпрямил и положил наземь плашмя – и сел. Ух, больно!