Бриллиантовые яйца
Шрифт:
– Отойдите! – раздался голос пришедшего на встречу.
И они увидели друг друга. Тот, кто стоял, напрягая память, узнал того, кто сидел. Последний скорее мог догадаться, нежели точно определить, кто перед ним.
– Бегемот? Так вас кличут, да?
– Геннадий Васильевич Рогожин, – сидящий встал и протянул руку, – а вы… Степанов?
– Степанов, – согласился Штеф, – кого-кого, а вас увидеть не ожидал. Вот уж сюрприз для меня!
– Мой источник информации… – аккуратно начал Бегемот, когда Штеф присел напротив, – сообщил, что я получу от вас некие любопытные сведения. Вы знаете,
– Я подумаю… – Штеф не считал себя хорошим дипломатом, но тут ситуация сложилась слишком пикантная, – я сперва хотел бы спросить. Кто вам сообщил пароль?
– Он просил не разглашать своего имени. Я пообещал. – Бегемот развёл руки в сторону.
– Ну вообще, блин… Похоже, вас кто-то сильно обломал, вот чего. – Штеф вытащил сигареты и придвинул пепельницу, – ну ладно, попробуем найти этот… консенсус. Официантка! – крикнул он в зал.
Наташа с охлаждённой бутылкой и двумя стопками прилетела как на крыльях. Штеф выговорил ей за медлительность, вскрыл ёмкость и разлил. Наташа выжидающе смотрела на «француза».
– Ледяной апельсиновый сок, – Бегемот отправил Наташу жестом подальше отсюда. – А кого бы ты хотел увидеть на моём месте?
– Того, кто дал вам пароль, – Штеф без всяких тостов засадил водку и закурил «Мальборо».
Бегемот молча дождался сока, засадил свою дозу и закурил «Собрание».
– Ну, его ты наверняка видишь чаще, чем меня.
– Может, хватит, а? – начал сдавать Штеф, – у меня сегодня был тяжёлый день. Я же не просто так это придумал, да? Если я назначил стрелку, значит, хотел базара. Но не с вами.
– У тебя проблемы? – прищурился Бегемот, – может, смогу пособить чем? Ты не стесняйся, говори начистоту. Ты не ожидал, что приду я? Ну и что теперь? Зачем тогда такие детские игры в шпионов, тем более со своими братанами?
– Выходит, это твоих рук дело? – потерял всякое уважение к старшему Штеф, – твои щенки напали на меня? Выходит, ты прикрываешь этого лоха и его кодлу… Тогда я умываю руки.
– Успокойся, Степанов, выпей, – Бегемот налил ему и себе, – и аргументируй свои выводы. Почему это мои щенки напали на тебя? Какую кодлу я прикрываю? Ну, сказал «а», говори «б».
– Да потому, что эту стрелку я забил, позвонив на свою собственную трубку! Которую у меня украли прошлой ночью!
– А, ну со своими дружками сам и разбирайся! – Бегемот выпил и поднялся, – привет Вадиму Анатольевичу!
– А…э… – Штеф не мог соображать так быстро и позволил Бегемоту скрыться в сопровождении обезьян, переименованных в щенков.
Высосав из горлышка добрую треть бутылки, Штеф почувствовал, что мозги пришли в порядок. Так. Что он имеет?
Тогда, когда он поймал мамоновца, Штефа невзначай осенило, чего за ним, по правде, никогда не наблюдалось ранее. Попросив у Валентина мобильник, он хотел сам пообщаться с тем, кто украл его трубку. Но потом, уже набрав собственный номер и поняв, что кто-то ответил, одумался. Так он спугнёт вора, а если будет действовать хитро, то возьмёт его тёпленьким. И Штеф попросил охранника надиктовать неизвестному абоненту (Валентин потом сказал, что это был мужчина) условия встречи в кафе.
Остаётся два варианта – либо сам Валентин проболтался,
Что там сказал Бегемот о привете? Знакомое имя – Вадим Анатольевич. Где-то он его уже видел!
Кто сказал, что около Большого театра собираются одни голубые? Неправда! Ещё и лесбиянки, и проститутки. И другие порядочные граждане.
Витька уминал политые кетчупом сардельки и прихлёбывал «Святой источник» без газа. Олеся была не голодна, напротив, от вида жующего Витьки её выворачивало. Конечно, поначалу она не удержалась и откровенно, грубо и мерзко, наорала на своего лоха. Если отредактировать, это звучало приблизительно так:
– Мать твою за ногу, кретин, тупоголовый идиот, у тебя что вместо мозгов – задница? Мало тебе урока, который дал Штеф? Всё, я бросаю тебя, катись ты к чертям собачьим!
– Да я… Не знал… – Витька поливал слезами деловой Олесин костюм, волочась за ней по земле, – я больше так не буду… Я буду думать… Давай поедем в магазин! Я набью морду этой твари…
– Я думала, ты дурак, а ты дура-а-ак! – зло протянула Олеся, пнула Витьку ногой и, скрестив руки на груди, облокотилась на передок «москвича».
Целью спектакля было, конечно, нравоучение, которое Витька, по сути, прочитал себе сам, и условное примирение:
– Если бы не наш договор… – Олеся прижала к себе несчастного и погладила по сальным волосам, – ладно, Витя, не переживай. Я сама виновата, упустила тебя. Обещай мне, что без меня и от меня – ни шагу! Никакой самодеятельности больше! Тебя же за неделю нагрели на сто тысяч баксов! Мавроди бы позавидовал! Понял?
– Спасибо, Олесенька, что бы я без тебя делал… Может, ещё не поздно… Этот Абрамсон, он ещё там…
– Нет, Витька, он уже в самолёте «Москва – Багамские острова». Кончай лить сопли, приходи в себя, где твоя воля? Ты же сильный мужик, а твоя чёрная полоса пройдёт. Я тебе обещаю.
– Правда-правда? – и Витька полез лобызаться, но Олеся ласково отстранилась, не выдавая своего истинного отношения к нему.
Теперь Олеся уже забыла об этом инциденте и сосредоточилась на Вадике. Он ей заранее не нравился и сильно настораживал. И как же она оказалась права в своём предчувствии! Ровно в восемь она заметила его фигуру в пресловутом камуфляже и кроссовках – вот только с головой было не всё как в предыдущий раз.
– Он по парикмахерским шляется! – Олеся встала и подбоченилась, – может, извинишься для начала?
– Извини, – пробормотал Вадик и, как провинившийся ребёнок, отвернулся в сторону.
– Опять паясничаешь? – кипятилась Олеся, – всё, Вадик, моё терпение лопнуло! Я исключаю тебя из нашего коллектива.
– Поздно, – ещё тише ответил он, и она к счастью не расслышала. Затем Вадик встряхнулся, сбрасывая с себя оцепенение, и выдавил на лице улыбку. – Мать, прости меня! Ладно тебе. Я погорячился, – он глянул на Витьку, – я вернулся, но никого не было. И «газель» нашу угнали.