Бриллианты имперской короны. Осколок Ока Разума
Шрифт:
У Амалии Йенсен от смеха сделались колики. Хохоча, она подняла скованные ноги и болтала ими в воздухе. Тви улыбнулась. Это была не такая уж плохая идея — оставить Амалию крепко связанной после сиесты и тихонько спуститься вниз за бутылкой вина. Чтобы пробраться незамеченной, Тви пришлось проскользнуть по винтовой лестнице в круглой библиотеке на восточной стороне, но для тренированного вора это не представляло особой трудности. Она поглубже зарылась в свое кричащее кресло.
— Мой дед работал дизермуном целый сезон, — сообщила Амалия. — Он рассказывал об этом кучу историй. Это было до Восстания.
— У меня было такое же детство, — отозвалась Тви. — Только мои родители оба были гражданскими служащими. — Она подумала, что не слишком много выдаст таким признанием — имперских гражданских служащих насчитывались сотни миллионов.
— Большая часть мест были нормальными. Граница довольно близко от Земли, так что базы в основном были поблизости или на планетах, которые уже давно были заселены. Так что мой отец не был членом Корпуса Пионеров или чего-нибудь в этом роде.
— Но все равно он был военным. Могу себе представить.
— Жизнь была, скажем так, дисциплинированной. Но это нормально. Что мне не правилось — это то, что он постоянно куда-то уезжал.
— Но вы сами не пошли во флот.
Амалия Йенсен пожала плечами. Ее лицо ничего не выражало:
— У меня была эпилепсия в легкой форме. С помощью лекарств ее можно было контролировать, но из-за этого я не годилась. На ее лечение нужны большие расходы, и флот предпочел тратить деньги, обучая кого-нибудь другого.
— Извините. — Тви заинтересовалась, что такое эпилепсия. Видимо, какая-то особенная человеческая болезнь.
— Я могла пойти в Планетную Службу. Но для меня вопрос стоял так: флот или ничего. — В желудке Тви заурчало. Она посмотрела на часы и сообразила, что скоро Хотвинн принесет ужин. Лучше допить бутылку. — Еще вина? — спросила она.
— Спасибо. Так что вместо этого я стала заниматься политикой. Мне казалось, это самый лучший способ выполнять свой долг. Во всяком случае, вне флота. — Тви свела вместе лодыжки и запястья Амалии, налила вина, отступила назад через комнату и снова уселась в свое кресло, проделав все это, пока Амалия говорила.
— Думаете, отец бы вас одобрил? — спросила Тви.
— Думаю, да, — отозвалась Амалия. — Он и дед всегда были ярыми сторонниками человеческой расы.
Тви задумчиво потягивала вино:
— А вот мои родители совсем меня не одобряют, — произнесла она. — Пока я росла, мы постоянно воевали. Но интересно. Если бы мой отец умер, когда мне было двенадцать, была бы я сейчас в имперской форме, пытаясь изображать лучшего служаку за все времена на пятидесяти планетах?
Амалия Йенсен, казалось, была погружена в свои мысли. Раздался стук в дверь, от которого обе подскочили, а потом — голос Хотвинна.
— Сменяю тебя.
Тви поспешно проглотила вино, затем спрятала бокал в ящике. То немногое, что оставалось в бутылке, она вылила в чашку Амалии.
— До скорого.
— Au revoir, м-р Шалун, — Амалия пьяно хихикнула.
Тви с удивлением увидела длинный
— Пленница в хорошем расположении духа, — отрапортовала Тви.
Хотвинн прорычал:
— Как зовут того человека, что был у нее вчера вечером?
Тви удивило это проявление интереса:
— Этого? По-моему, лейтенант Наварр.
— Гм. Хорошо. — Тви почти могла видеть, как медленно перекатываются шарики в мозгу Хотвинна. Мех на ее плечах слегка приподнялся — этот пещерный житель со своим мечом и пристальным взглядом выглядел по-настоящему жутко, — затем Тви усилием воли пригладила мех и отдала ему голограмму Шалуна Ронни. Если разобраться, то она была по-настоящему рада, что не знает мыслей Хотвинна. Это доказывает, подумала Тви, что ее предки, в отличие от его, по-видимому, были более развиты на протяжении примерно последнего миллиона лет.
Тви спустилась по лестнице для слуг, стараясь не слишком пьяно пошатываться. Странно, подумалось ей, что пленница была единственным существом в этом доме, с кем она могла поговорить. Амалия Йенсен могла быть какой-нибудь идиоткой-политиком, но ее суждения не были злобными, и, по крайней мере, она казалась более уравновешенной, чем остальные придурки в этом доме.
— Там, на холме, к севере-востоку, засел какой-то старикашка, — сообщил Грегор. Он был в маскировочном костюме, мягком, свободном крепе, скрывавшем все, кроме бледного овала его лица, но маскировочные голограммы он еще не включил. — У него флаер, он припаркован так, что его не видно. Он помакал нам, когда мы пролетали мимо. Даме не пытается скрываться. Там и спрятаться-то негде — одно дерево, да и то толщиной меньше его самого.
— Как вы думаете, он наблюдатель? — спросил Пьетро. На нем был запасной маскировочный костюм, с пояса свисали пистолеты. Он показал себя способным к обучению пользованием оружия, но ни Мейстрал, ни его помощники не имели ни малейшего представления о том, как он будет себя вести в настоящем деле, и решили экипировать его только несмертоносным оружием, против которого в их маскировочных костюмах имелась встроенная защита.
— Наблюдатель? — переспросил Мейстрал. Из клубящейся черноты голограммы его голос доносился жутким звуком. — Возможно, хотя я больше склоняюсь к мысли, что он из полиции или какой-то политический контакт мисс Йенсен.
Пьетро быстро покачал головой:
— Нет. Он не из наших.
Мейстрал продолжал:
— С того места, где он сидит, он не может видеть и половины подходов к дому — если он наблюдатель, ему бы лучше быть на крыше, — но вполне возможно, что здесь мы имеем дело с непрофессионалами. — Он только что вернулся после короткого полета над деревьями, во время которого исследовал мощным биноклем фронтальную часть дома. — Там, на втором этаже, есть занавешенное окно, рядом с юге-восточным углом. Оно довольно отчетливо видно, но графиня никогда не отличалась особой осторожностью.