Бриллианты из текилы
Шрифт:
Ведь на самом деле все те плохие времена уже в прошлом, времена, когда я ходил с телохранителями, прятался по отелям, а совершенно незнакомые люди пытались пырять меня кухонными ножами.
Теперь я большая звезда. Люди меня любят. Никто не хочет моей смерти, кроме, разве что, пары зануд.
– Все это хорошо, Шон, – говорит Брюс. – Ты совершенно вне подозрений. И я позабочусь о том, чтобы у тебя не было никаких проблем.
– О’кей. О’кей.
На меня снисходит спокойствие. Брюс Кравиц – настоящий волшебник в том, чтобы
– А теперь тебе придется кому-то сказать насчет тела.
Паранойя резко возвращается.
– Только не полиции! – говорю я.
– Нет, – отвечает Брюс. – Совершенно точно не полиции, ты прав. Поблизости никого из продюсеров нет?
– Не знаю.
– Сейчас начну обзванивать и узнаю. А ты просто сиди смирно и не забывай, что ты подавлен.
– Конечно, подавлен! – отвечаю я.
– В том смысле, что не забывай, что ты и Лони изображали пару, – твердо говорит Брюс. – Убили твою подругу, Шон, твою любовницу. Ты должен быть готов в любой момент сыграть это.
– Точно.
В панике и ужасе я практически забыл, что все, что люди знают обо мне и Лони, – чистейшая выдумка.
– Сможешь это сделать, Шон? Сможешь сыграть эту сцену?
Брюс будто хочет, чтобы я его успокоил, и я его успокаиваю.
– Конечно, я смогу это сыграть. Мне Лони нравилась. И тело я нашел. Несложно.
– Хорошо. А теперь мне надо сделать несколько звонков. Перезвоню чуть позже.
Голос Брюса снова возвращает мне потрясающее спокойствие. Я благодарю его и вешаю трубку. Сажусь на диван и жду, что случится дальше.
Дальше случается Том Кинг, линейный продюсер. На съемках линейный продюсер – тот человек, который руководит всем процессом, контролирует бюджет и все съемки. Для такой работы нужна финансовая проницательность «Джей-Пи Морган» и безжалостная цепкость полицейского из телесериала. Он имеет опыт крупных съемок, таких, как нынешняя, и опыт решения ужасающе сложных проблем, которые возникают в процессе.
Он стучится в дверь как раз в тот момент, когда звонит телефон. Брюс сообщает мне, что Том ко мне идет. Я открываю дверь и впускаю его.
Том Кинг – дюжий лысеющий мужчина пятидесяти лет. На нем белая хлопчатобумажная рубашка и туфли «Докерс», в руке у него телефон. В желобке верхней губы – странная полоска щетины, видимо, не сбритая сегодня утром.
У него умные голубые глаза, и он смотрит на меня сквозь очки в черной оправе, тревожно, будто я могу взорваться, если со мной обращаться без должной осторожности.
– Брюс сказал мне, что у нас проблема, – говорит он.
– Проблема, да, Лони мертва, – отвечаю я немного резко. Это не мелкая оплошность с доставкой еды на съемки или программой съемок, которую надо бы исправить. Самое настоящее мертвое тело в номере, а Том, похоже, воспринимает это не столько как уголовное преступление, сколько как тактическую проблему.
Он указывает
– Показать сможешь? – спрашивает он.
– Почему бы тебе самому не сходить и не посмотреть?
У меня нет никакого желания снова увидеть мертвую Лони.
– Я знаю лишь то, что сказал мне Брюс, – говорит Том. Все так же осторожно глядит на меня, будто подозревает, что у меня галлюцинации.
Мысли вихрем проносятся в моей голове. Может, он уже привык к тому, что актеры с катушек слетают, что им мертвые тела чудятся. Может, у него все время так.
– Пожалуйста, – говорит он.
– Внутрь я не пойду, – говорю я.
– О’кей. Внутрь тебе заходить не обязательно.
Мы идем к патио у номера Лони. Полотенца все так же болтаются на ветру. Том заходит в патио и прикрывает глаза ладонью, чтобы разглядеть то, что внутри. Я стою метрах в пяти позади, так, чтобы не увидеть мертвеца снова.
– Стеклянная дверь разбита, – говорит Том.
– Я это сделал. Стекло рассыпалось, когда я дверь закрыл.
Он смотрит на кучу стекла и хмурится.
– Уверен, что по стандарту стекло должно быть небьющимся, – говорит он. Такое услышишь только от линейного продюсера.
Он глядит на меня через плечо, будто желая что-то сказать, но молчит. Я знаю, о чем он думает. Это ты разбил стекло, когда убегал с места преступления.
Ну и пошел на хрен, думаю я.
Он осторожно входит внутрь, и я слышу судорожный вдох. Вхожу в патио, чувствую, как наружу идет прохладный воздух от кондиционера. Глаза приспосабливаются после яркого солнечного света, и я вижу Тома, склонившегося над телом Лони. Он касается ее ноги. Выпрямляется, не переставая глядеть на труп.
– Холодная, – говорит он. – Уже некоторое время здесь.
Он прекрасно понимает, что это выведет меня из себя. Глядит мне в глаза.
– Прости, Шон, – говорит он.
– Что случилось? – спрашиваю я. – Ты хоть что-то понимаешь?
Теперь, стоя в комнате, он старается не смотреть на тело. Я тоже не хочу на тело смотреть. Вместо этого мы смотрим друг на друга. А потом я гляжу поверх его плеча и вижу на стене позади него дырку от пули.
– Гляди, – говорю я и показываю.
Том подходит к стене и разглядывает дырку. Мои мозги постепенно отходят от шока, я уже в состоянии осознавать факты.
– Пуля пробила стеклянную дверь, – говорю я. – Попала в Лони и пробила стену, улетев в следующую комнату.
Том смотрит на дыру и кивает. В это самое мгновение нам обоим приходит в голову ужасная мысль. Он резко разворачивается. Его голубые глаза расширены.
Мы бежим вокруг здания. Когда добегаем до смежной комнаты, у меня уже перехватывает дыхание. На двери висит аккуратная табличка, Э. КУСТО.
– Мелин, – выдыхаю я. Одна из костюмеров, француженка из Канады, родом из Монреаля. Я врываюсь в патио. Сдвижная стеклянная дверь открыта, и я вхожу внутрь.