Бриллианты вечны (Сборник)
Шрифт:
Официант принес коктейли, действительно хорошо сделанные, а не взбитые до смерти, как предполагал Бонд, и бокал с насаженными на него ломтиками лимона. Два из них Бонд выжал в свой коктейль. Он поднял его и посмотрел сквозь него на девушку.
— Мы еще не пили за успешное выполнение задания, — сказал он.
Губы Тиффани скривились в саркастической усмешке. Она залпом выпила пол-бокала и аккуратно поставила напиток на стол.
— Или за то, что меня чуть было кондратий не посетил! — сухо сказала она. — Чтоб тебя с твоим проклятым гольфом! Я уж подумала,
— Это мне передалось твое волнение: нельзя же столько щелкать зажигалкой, чтобы закурить одну-единственную сигарету! Спорим, ты и сигарету-то сунула в рот не тем концом и прикурила фильтр!
Она расхохоталась.
— У тебя, наверное, глаза и на затылке есть. Почти так все и было. Ладно. В расчете. — Она допила коктейль. — Что-то ты не очень торопишься тратить денежки. Закажи-ка мне еще один. У меня начинает появляться хорошее настроение. А как насчет ужина? Или ты думаешь, что я вырублюсь до того, как дойдет до еды?
Бонд подозвал метрдотеля, которому заказал ужин, а потом — официанта по винам, который хоть и был родом из Бруклина, но одет был в крахмальную сорочку и зеленый клеенчатый передник, а на груди у него висел на серебряной цепочке ковшик для дегустации. Бонд заказал розовый «клико».
— Если бы у меня был сын, — сказал Бонд, — то когда бы он стал взрослым, я дал бы ему только один совет: трать деньги как хочешь, только не покупай себе кого-нибудь, кого надо кормить.
— Пресвятая Дева! — сказала девушка. — Ну и кавалер попался. Вместо того, чтобы все время напоминать, как дорого я тебе обхожусь, лучше бы сказал что-нибудь приятное про мое платье. Знаешь, как говорят? «Зачем ты трясешь дерево, если тебе не нравятся висящие на нем груши»?
— Я еще и трясти как следует не начинал. Ты ведь не даешь мне обхватить руками ствол...
Она засмеялась и с одобрением посмотрела на Бонда.
— И штой-то вы этакое заливаете бедной девушке, господин хороший?
— Что же до платья, — продолжал Бонд, — то оно шикарно, и ты об этом знаешь. Я вообще люблю черный бархат, особенно на загорелой коже. Еще мне нравится, что ты не надела кучу драгоценностей и что не накрасила ногти. Одним словом — ты самая прекрасная контрабандистка во всем Нью-Йорке. Кстати, с кем ты собираешься «контрабандничать» завтра?
Она подняла бокал, уже третий по счету, и стала его разглядывать. Потом медленно, в три глотка, выпила его до дна, поставила на стол, достала сигарету из лежавшей перед ней пачки «Парламента» и наклонилась вперед, чтобы прикурить от протянутой Бондом зажигалки. Глазам Бонда открылась ее грудь в глубоком вырезе платья. Она взглянула на него сквозь дымок от сигареты. Ее глаза неожиданно расширились, затем — сузились. «Ты нравишься мне, — говорили они. — Все возможно между нами. Но не торопись. Будь добрым со мной. Я не хочу больше страдать».
Но тут официант принес икру, и внезапно в созданную
— Что я делаю завтра? — переспросила Тиффани тем голосом, который обычно предназначался для ушей официантов. — Хочу прошвырнуться в Лас-Вегас. Поездом. Сначала «Сенречи» до Чикаго, а потом — «Суперчифом» до Лос-Анджелеса. Долго, конечно, но я уже достаточно налеталась в последнее время. А ты чем намерен заняться?
Официант ушел. Некоторое время они молча ели икру. Отвечать на вопрос сразу же не было необходимости. Бонду показалось, что теперь в их распоряжении вся вечность. Оба они знали ответ на главный вопрос. А неглавные вопросы могли и подождать.
Подошел официант, принесший шампанское. Бонд пригубил бокал. Напиток был ледяным и источал едва уловимый запах земляники. Он был восхитителен.
— Я еду в Саратогу, — сказал он. — Там я должен поставить на лошадь, которая выиграет для меня деньги.
— Все, конечно, подстроено, — с кислой миной произнесла Тиффани Кейс. Настроение у нее опять изменилось. Она пожала плечами. — Ты, кажется, произвел хорошее впечатление на «Тенистого», — сказала она равнодушно. — Он собирается предложить тебе место в своей шайке.
Бонд пристально следил за поднимающимися в бокале с шампанским пузырьками. Он понимал, что между ним и той, которая ему нравилась, сейчас все гуще и гуще становится облако лжи. Он запретил себе думать об этом. Пока он еще не может ей открыться.
— Замечательно, — небрежно сказал Бонд. — Мне это подходит. Но кого ты имеешь в виду?
Он занялся закуриванием сигареты, пытаясь дать профессионализму возобладать над обычными человеческими чувствами.
Бонд ощутил на себе ее внимательный взгляд. Это привело его в себя. Он снова был секретным агентом, мозг которого трезво оценивал ситуацию, беспристрастно регистрировал оттенки смысла, сортировал правду и ложь, отмечал моменты неуверенности и сомнений.
Бонд поднял глаза, и она смогла прочесть в них только беспечность, которая, похоже, уменьшила ее подозрительность.
— Я имею в виду «Банду Спэнгов». Это фамилия двух братьев — Спэнг. На одного из них я работаю в Лас-Вегасе. Где находится второй — никто не знает. Поговаривают, что он где-то в Европе. Есть еще кто-то, которого называют «АВС». Когда мне приходится заниматься алмазами, все приказы поступают от него. Первого брата зовут Серафимо. На него я и работаю. Но его больше волнуют игорные дома и лошади. Он заправляет телефонной сетью и «Тиари» в Вегасе.
— И чем ты занимаешься?
— Просто работаю, — ответил она, закрывая обсуждение этого вопроса.
— Нравится там?
Она сделала вид, что не слышала вопроса.
— А еще есть «Тенистый», — продолжала она. — В общем-то он неплохой малый, но такой хваткий, что пожав ему руку, надо обязательно проверить, все ли пальцы целы. Он занимается публичными домами, наркотиками и еще кое-чем. Имеется также множество ребят попроще — на подхвате. Их удел — вся черная работа.
Она вновь взглянула на Бонда. Глаза ее потемнели.