Бриллианты вечны (Сборник)
Шрифт:
Бонд подозвал официанта. Когда тот ушел за заказом, Тиффани, наклонившись к Бонду так близко, что ее волосы коснулись его щеки, прошептала:
— Честно говоря, я не хотела больше пить. Сегодня я хочу быть абсолютно трезвой...
Она отодвинулась и уже совершенно иным тоном сказала:
— Ну, так что же здесь происходит? Ничего интересного?
— Сейчас начнется, — сказал Бонд.
Ведущий слегка повысил голос, и шум в салоне приутих.
— Дамы и господа, — важно произнес он. — Мы подошли к вопросу, ответ на который стоит 64.000 долларов. Кто хочет поставить сто фунтов
Смех и оживление в зале.
— Так кто же станет первым и поставит сто фунтов?
— Благодарю вас, сэр! О! Сто десять! Сто двадцать! Сто тридцать! Спасибо.
— Сто пятьдесят, — произнес мужской голос неподалеку от них.
— Сто шестьдесят, — женский голос.
Тот же мужчина предложил сто семьдесят....
— восемьдесят, — сказал еще кто-то.
— Двести фунтов.
Что-то заставило Бонда повернуть голову и посмотреть на говорившего.
Это был крупный мужчина. У него было рыхлое, лоснящееся лицо. Маленькие, темные, холодные глазки уставились на ведущего сквозь очки с толстыми линзами. Шеи у него, казалось, не было: голова росла прямо из плеч. Его вьющиеся черные волосы блестели от пота. Он снял очки, взял со стола салфетку и круговым движением начал вытирать левой рукой левую часть лица и шеи, потом переложил салфетку в правую руку и завершил процедуру, смахнув капли пота с хрящеватого носа.
— Двести десять! — крикнул кто-то из глубины зала.
— Двести двадцать, — невозмутимо сказал толстяк.
Что в нем могло заинтересовать Бонда? Он смотрел на мужчину, а в мозгу у него работала картотека, просчитывая варианты в поисках зацепки: лицо? Голос? Англия? Америка?
Наконец Бонд сдался и перевел взгляд на второго мужчину, сидевшего за тем же столом. И опять он почувствовал, что уже встречался с ним. Эти знакомые тонкие черты лица, зачесанные назад белые волосы... Мягкий взгляд карих глаз с длинными ресницами. Общее впечатление миловидности несколько портили мясистый нос и тонкие губы, приоткрытые сейчас в улыбке наподобие щели почтового ящика.
— Двести пятьдесят, — механически сказал толстяк.
Бонд повернулся к Тиффани.
— Тебе никогда не попадались на глаза вон те двое?
— Не-а, — сказала девушка. — Никогда. Похожи на обитателей Бруклина. Или на тех, кто любит подглядывать в больших универмагах за примеряющими белье женщинами. А что такое? Тебя что-то беспокоит? — спросила она, заметив его прищуренный взгляд.
— Да нет, — ответил Бонд, еще раз взглянув на двух мужчин.
— Вроде бы нет, — добавил он без особой уверенности.
В салоне раздались аплодисменты, ведущий прямо весь светился от радости.
— Дамы и господа, — с ноткой триумфа произнес он. — Это просто замечательно! Вот эта очаровательная молодая дама в прекрасном розовом вечернем платье дает триста фунтов.
Многие зрители завертели головами, пытаясь увидеть эту даму, спрашивая друг у друга: «Кто это? Кто это?»
— А что вы скажете, сэр? Триста двадцать пять?
— Триста пятьдесят, — меланхолично изрек толстяк.
— Четыреста! —
— Пятьсот, — послышалось в ответ.
Девица что-то сердито зашептала своему спутнику. Тому, кажется, опротивел весь этот цирк, и он отрицательно покачал головой в ответ на немой вопрос ведущего.
— Есть желающие дать больше пятисот? — недоверчиво спросил ведущий. Он знал, что большего выжать не сумеет. — Раз! Два! Три! Продано вон тому господину, и, думаю, ему за это стоит похлопать.
Он зааплодировал сам, к нему присоединились остальные, хотя было видно, что они предпочли бы в качестве победителя девушку в розовом.
Толстяк чуть приподнялся, кивнул и сел. Его лицо не выражало никакой признательности, а глазки буравили ведущего.
— Теперь по правилам мы должны спросить у победителя, какое «поле» он предпочитает.
Смех в зале.
— Сэр, какое «поле» вы выиграли, «нижнее» или «верхнее»?
Вопрос был задан ироничным тоном, ведь это была пустая трата времени. Ответ был очевиден.
— «Нижнее».
В зале воцарилась мертвая тишина. Но тут же ее нарушил сдержанный шепот: собравшиеся комментировали невероятный ответ. Ведь все были уверены, что толстяк выберет «верхнее поле». Погода была прекрасной. «Куин Элизабет» делала не меньше тридцати узлов. Знал ли толстяк что-нибудь, о чем не знали остальные? Уж не подкупил ли он кого-нибудь на капитанском мостике? Неужели приближается шторм? А может быть, они сбились с курса?
Ведущий попросил тишины.
— Простите, сэр, — сказал он, — но вы сказали «нижнее»?
— Да.
Ведущий опять постучал молотком.
— В таком случае, дамы и господа, нам остается теперь разыграть «верхнее» поле. — Он с поклоном обратился к даме в розовом.
— Может быть вы, мадам, начнете торговлю?
Бонд повернулся к Тиффани.
— Очень странно, — сказал он. — Невероятно. Море такое спокойное... — Он пожал плечами. — Единственное, что можно предположить: они знают что-то, о чем не осведомлены мы. Или кто-то что-то сказал им по секрету. Ну, впрочем, нас это мало интересует, не так ли?
Он опять повернулся и посмотрел на двух мужчин и отвел взгляд.
— Но зато, — сказал он, — их, по-моему, почему-то интересуем мы.
Тиффани тоже посмотрела на них и сказала:
— Они и не смотрят в нашу сторону. Просто два чудака. Беловолосый, кажется, совсем дурачок, а толстяк увлеченно сосет большой палец. Странные они какие-то. Похоже, они не понимают, что делают.
— Сосет большой палец? — переспросил Бонд. Он рассеянно провел рукой по лбу, пытаясь что-то вспомнить.
Может быть он и вспомнил бы, если бы у него было время подумать. Но тут Тиффани взяла его руку и наклонилась к нему, опять коснувшись его лица золотыми волосами.
— Да шут с ними, Джеймс, — сказала она. — Они не заслуживают того, чтобы о них столько думали. Ее взгляд стал требовательным и твердым. — Мне здесь надоело. Пойдем куда-нибудь еще.
Они поднялись из-за столика и вышли из салона. Спускаясь по лестнице, Бонд обнял девушку за талию, а она положила голову ему на плечо.
Они подошли к ее каюте, но Тиффани увлекла его дальше по коридору.