Брисингр
Шрифт:
Эрагон с наслаждением отпил несколько глотков. Вино было сладким, с ароматом вишни и сливы.
— Учитель, я…
Оромис поднял палец, останавливая его.
— Если это не слишком срочно, я бы предпочел подождать, когда к нам сможет присоединиться Сапфира. Вот тогда мы все вместе и обсудим то, что вас сюда привело. Согласен?
Секунду поколебавшись, Эрагон кивнул и принялся за еду, наслаждаясь вкусом спелых фруктов. Оромис с довольным видом наблюдал за ним и молча потягивал вино, время от времени поглядывая куда-то вдаль, за Утесы Тельнаира. У него за спиной виднелся Глаэдр, похожий на ожившую золотую статую.
Прошел почти час, прежде чем Сапфира сумела наконец оторваться от еды и подползла к ручью, где еще минут десять лакала
«Беседуйте, если хотите, — сказала она им, — но от меня участия не ждите. Я вот-вот засну».
«Если ты заснешь, мы подождем, пока ты проснешься, а потом продолжим», — любезно ответил Глаэдр.
«Как это… мило!» — Сапфира снова зевнула и легла поудобнее.
— Еще вина? — спросил Оромис, приподнимая графин, но Эрагон отрицательно покачал головой. Оромис поставил графин на прежнее место, сжал пальцы в щепоть, и его округлые ногти сверкнули, как полированные опалы. — Тебе нет нужды рассказывать мне о том, что обрушилось на вас в последние недели, Эрагон. С тех пор как Имиладрис покинула лес, Арья постоянно держала ее в курсе всех ваших дел. И каждые три дня Имиладрис шлет в Эллесмеру гонца из нашей армии, так что я знаю о твоей схватке с Муртагом и Торном на Пылающих Равнинах. Знаю и о твоем путешествии в Хелгринд, и о том, как ты покарал тех, кто уничтожил твою родную деревню. Знаю также, что ты присутствовал на Совете Вождей в Фартхен Дуре; и о его результатах я тоже знаю. Так что если хочешь мне что-то рассказать, можешь говорить, не опасаясь, что придется долго вводить меня в курс дела.
Эрагон молча покатал по ладони ягоду черники.
— А тебе известно об Эльве и о том, что с нею случилось, когда я попытался освободить ее от невольно наложенных мною чар? — спросил он.
— Да, об этом мне тоже известно. Тебе, видимо, не до конца удалось снять с нее прежнее заклятье, но свой долг по отношению к этому ребенку ты исполнил. Именно так и должен поступать всякий Всадник: выполнять взятые на себя обязательства, независимо от того, важны они или незначительны.
— Но Эльва по-прежнему чувствует боль всех тех, кто ее окружает.
— Но заметь: теперь она ее чувствует уже по собственному выбору, — возразил Оромис. — Твои чары больше не принуждают ее к этому… Но ты ведь явился сюда вовсе не для того, чтобы узнать мое мнение относительно Эльвы. Говори, Эрагон, что тяжким камнем давит тебе на сердце? Спрашивай. Обещаю, что отвечу на все твои вопросы, если это будет в моих силах, конечно.
— А если я и сам не знаю, какие вопросы мне следует тебе задать?
Глаза Оромиса весело блеснули:
— Ага, ты уже начинаешь думать, как эльф. Ты должен полностью доверять нам. Мы — ваши учителя, мы дадим вам с Сапфирой такие знания, о каких вы даже представления не имеете. Кроме того, ты должен позволить нам решать, когда именно нам следует передать вам те или иные знания, ибо в твоем обучении, в обучении Всадника, есть немало таких моментов, которых нельзя касаться до срока.
Эрагон положил ягоду черники точно в центр подноса и сказал спокойно, но твердо:
— Но, как мне представляется, ты мне еще очень о многом не рассказывал.
Несколько секунд стояла тишина, нарушаемая лишь шелестом ветвей, журчанием ручейка и цоканьем белок.
«Если у тебя есть какой-то повод для недовольства, Эрагон, — вмешался Глаэдр, — то лучше выскажи это открыто, а не носись со своей сбидой, точно со старой, засохшей костью».
Сапфира переменила позу, и Эрагону даже послышалось, что она заворчала. Он оглянулся на нее и, очень стараясь держать себя в руках, спросил:
— Когда я был здесь в последний раз, вы уже знали, кто в действительности мой отец?
— Да, знали, — кивнул Оромис.
— И
Оромис снова кивнул:
— Да, однако…
— Но почему вы мне этого не сказали? — воскликнул Эрагон и так резко вскочил, что даже опрокинул стул. Давая выход раздражению, он ударил себя кулаком по бедру и отошел от них на несколько шагов, не сводя глаз с темной лесной чащи. Впрочем, он быстро вернулся к столу, но снова вскипел, увидев, как спокойно реагирует Оромис на все его выходки. — Неужели вы даже не собирались мне об этом сказать? Вы что же, решили держать мое происхождение в тайне, опасаясь, что это может отвлечь меня от занятий? Или боялись, что я стану таким же, как мой отец? — Тут его осенила еще более неприятная идея. — А может, вы не считали это чем-то достойным упоминания? Интересно, а Бром знал об этом? Или он потому и выбрал Карвахолл в качестве укрытия, потому что там жил я, сын его врага? Неужели вы надеетесь, что я поверю, будто это простая случайность — то, что мы с ним оказались в одном месте. Ведь наша ферма находилась всего в нескольких милях от Карвахолла. А может, вы станете доказывать мне, что и Арья совершенно случайно отправила яйцо Сапфиры в Спайн, поближе ко мне?
— То, что сделала Арья, и впрямь произошло случайно, — подтвердил Оромис. — Она тогда о твоем существовании и не знала.
Эрагон ухватился за рукоять подаренного гномами меча. Он был весь напряжен, как натянутая струна, когда гневно бросил в лицо Оромису:
— Когда Бром впервые увидел Сапфиру, он, помнится, что-то пробормотал себе под нос: дескать, он не уверен, что это — фарс или трагедия. В то время мне показалось, что он имеет в виду превращение простого крестьянского парня во Всадника, что, видимо, случилось впервые за много лет. Однако он имел в виду нечто совсем другое, не так ли? Он задавался вопросом: фарс или трагедия то, что именно младшему сыну Морзана предстоит носить плащ Всадника! Именно поэтому вы с Бромом так тщательно меня готовили к этой роли, делали из меня всего лишь орудие против Гальбаторикса, с помощью которого хотели искупить зверства моего отца? Неужели это все, чего вы от меня хотели? Неужели вы хотели, чтобы я просто уравновесил чаши весов в этой борьбе? — И, не давая Оромису возразить, Эрагон выругался и продолжил: — Вся моя жизнь — это сплошная ложь! С рождения я никому не был нужен, кроме Сапфиры: ни собственной матери, ни Гэрроу, ни тетке Мэриэн, ни даже Брому. Бром заинтересовался мною только из-за Морзана и Сапфиры. Я всегда был для всех только помехой. Но что бы вы обо мне ни думали, я не такой, как мой отец. И не такой, как мой брат. Я не желаю следовать их путем. — Упершись ладонями в край стола, Эрагон наклонился вперед. — И я не собираюсь предавать Гальбаториксу ни эльфов, ни гномов, ни варденов, если именно это вас так беспокоит. Я буду делать то, что и должен делать, но с нынешнего момента я вам больше не верю! Да, вы утратили мое доверие, и я не…
Земля и воздух дрогнули — это из пасти Глаэдра вырвалось густое рычание, и он приподнял верхнюю губу, обнажив весь набор своих великолепных клыков.
«У тебя куда больше оснований верить именно нам, а не кому-то там еще, — проворчал он, и голос старого дракона громом отзвучал в ушах Эрагона. — Если бы не наши усилия, ты бы давно уже был мертв».
Тут, к огромному удивлению Эрагона, в разговор вступила Сапфира, обратившись к Оромису и Глаэдру с предложением:
«Вот вы ему все и расскажите!»
И Эрагона потрясло то, сколько страдания было при этом в ее душе.
«Сапфира, — удивленно воскликнул он, — что они должны мне рассказать?»
«Все эти споры ни к чему, — продолжала она, словно не слыша его вопроса. — К чему тянуть время, к чему продлевать его мучения».
Оромис чуть приподнял раскосую бровь:
«Так ты знаешь?»
«Да, знаю».
«Что ты знаешь?» — требовательно воскликнул Эрагон. Он был в таком состоянии, что в любой момент мог выхватить меч и угрозами заставить их рассказать все, что им известно.