Бритва Оккама в СССР
Шрифт:
Например, очень мутный литературный форум тут тоже провести можно. В Свободно ассоциированном государстве, а не на благословенной земле Соединенных штатов. Видимо, схема была отработанной: студенты из университета Брауна, что в Род-Айленде, на этой самой тропической Моне имели что-то вроде летнего творческого лагеря — туда мы и направлялись.
Но до этого было еще много-много часов в небесах. И на земле тоже. Всякие формальности мы уладили часа за два: таможенный и пограничный контроль, проверку билетов… Мы с Анджеем и Яхимом нормально определились в буфете: они взяли спиртное, я больше налегал на бутерброды с икрой и белугой, так что западнославянских
А еще — курили! Кто вообще курит в самолете? Кажется, почти все…
Я так понял — это был какой-то жутко блатной рейс. Во-первых — эта модель отечественного авиалайнера только-только пошел в эксплуатацию. Во-вторых — от Москвы до Гаваны с одной остановкой… Блин, как это правильно называется у самолетов? В общем — садились один раз, а так — напрямую через Атлантику. В-третьих — пассажиры были в основном относительно молодые, подтянутые и коротко стриженые — не только советские, много немцев из ГДР, чехов, кубинцев. Что-то мутилось на Острове Свободы, это точно.
Краем уха услышал разговор двух официанток: одна рассказывала, что возобновились рейсы «Москва — Нью-Йорк», вторая намеревалась привезти кому-то кубинских сигар и «настоящих» джинсов.
— Кто-то еще носит джинсы? — фыркнула первая и кивнула в мою сторону. — Вон у дядечки «белозоры» — вот что модно! Женские тоже появились — очень прилично смотрятся на попе!
Мне с одной стороны было приятно за «белозоры», а с другой стороны грустно: теперь я дядечка! Девчата в аэрофлотской униформе-то были молоденькие, лет по двадцать три — двадцать пять… Но прислушиваться было некогда: Анджей проснулся и тут же впрягся в спор о «бывшенемецких» территориях с каким-то короткостриженным гэдээровским Эрихом. Спорили, что характерно, по-русски.
— Данциг, Штеттин, Бреслау будут немцкими, — холодно улыбаясь, цедил Эрих. — В вашей Польше всегда был бардак, и вы всегда теряли из-за бардака то, что приобретали чужими руками. Сейчас Ярузельский и «Солидарность» с двух сторон копают вам могилу! Попомни мои слова, пан! Силезия, Пруссия и Померания будут немецкими, и трех лет не пройдет!
— О, курва! — Анджей хватал ртом воздух. — Вы послушайте, что он несет!
У Анджея с языками было получше чем у меня: английский, русский он знал отлично, а немецкий и, кажется, французский и испанский — неплохо. Читал и понимал, изъяснялся — с трудом. У меня же в активе были только белорусский и русский, ну и английский — на уровне «вери бед» в плане говорить и писать и «ноу проблем» в смысле слушать и читать.
— Pieprzyc wasza polityke, nie jestem zainteresowany! — наконец, отдышался будущий полський великий писатель, а нынче — работник внешнеторговой фирмы. — Lepiej znajde cos do picia.
Яхим проснулся, выпутался из своих конечностей, очумело помотал головой, посмотрел за окно на бесконечную гладь океана и, умоляюще глядя на пана Анджея,
— Prines mi take vino, priteli! Moc se mi libila gruzinska cervena… А белое — черти шо!
Один шипит, второй жужжит… Отличная компания! Интерестно, как для чеха или поляка звучит русская речь? Говорят, очень рычаще. Гэдээровец Эрих как раз вернулся к своим товарищам и сел на место, а стюардессы снова пошли по салону — предлагать еду и напитки. Летели-то мы в совокупности уже часов семь!
Я просто мечтал ощутить под ногами твердую землю, но мозгами понимал — до этого еще куда как далеко… А еще меня интересовла вопрос: каким-таким чудным образом легкомоторный самолет доставит наше славянское трио с Кубы на Пуэрто-Рико, если сообщение между Кубой и США прекращено с шестидесятых годов? Или на Свободно оккупированое… то есть, конечно, ассоциированое государство эти терки не распространяются?
Когда голос из динамиков попросил занять свои места и перевести свои кресла в вертикальное положение, ибо самолет заходил на посадку, я поймал себя на том, что улыбаюсь как дурак: оно и понятно! Тринадцать часов в консервной банке посреди облаков с компанией то ли вояк, то ли шпионов и двумя подающими надежды и в дупель пьяными писателями — это испытание не для слабонервных!
— Черти шо! — сказал Яхим, сходя по трапу на бренную землю и рассматривая терминал аэропорта имени Хосе Марти.
Я был с ним, в принципе, согласен. Такое архитектурное решение сбивало с толку и вызывала недоумение. А еще с толку сбивала влажность и жара — никак не меньше тридцати по цельсию. Коротко стриженые и подтянутые туристы организованной колонной едва ли не маршем прошли к нескольким автобусам, а мы втроем торчали тут же, во чистом поле с совершенно идиотскими лицами.
— Белозор! Герман! — закричал кто-то.
Я принялся вертеть головой и оглядываться, и с удивлением узнал бегущего сквозь жаркое марево аэропорта смуглого человека в гавайской рубахе и белых шортах. Это был тот самый вертолетчик, похожий на Гойко Митича! Эдгар его звали, родом откуда-то из Прибалтики!
— Салют! — снова закричал он. — Я — ваш транспорт до Моны!
Ну, теперь всё было ясно. Интересно только, он что тут — под прикрытием? В принципе, с его внешностью за латиноса сойдет, почему нет…
— Если что — меня зовут Леонидас Феррас, компренде?
— Си! — откликнулся я. — Транкила, каброн
Черт его знает что тут за конспирация и как в это всё вовлечены польский фэнтезист и чешский постмодернист… Но о нашем знакомстве они с одной фразы и половины взгляда догатадться вряд ли смогли, так что всё было в норме.
— Тогда бегом за мной! — и жизнерадостно развернулся на пятках, и энергично зашагал куда-то, едва ли не приплясывая.
— Курва, — едва ли не хором проговорили мои западнославянские товарищи по несчастью, едва переставляя ноги.
С этим вот «бегом» у нас, похоже, намечались проблемы! Писатели покрывались потом и едва волочили ноги! Еще бы — они не то что опохмелились, они проснулись пьяные!
— Курва маць! — сказал Анджей. — Почему мы добираемся какими-то окольными путями? Насколько я знаю, остальные участники форума летят из Флориды, с комфортом… Бардзо незрозумело и бардзо непшиемно!
Яхим брел молча и всем своим видом источал великую чешскую скорбь. А я пытался понять — какой такой авиатранспорт нам подготовило родное социалистическое отечество? Ладно, ладно, для меня — отчество. Для них — Большой Брат, который смотрит!