Бродячий труп
Шрифт:
И он был молод — не старше двадцати пяти. Интересно, что за каких-то двадцать пять лет сделало его глаза такими холодными?
Домано заговорил все еще приторным, располагающим голосом:
— Вы ведь Шелл Скотт, не так ли?
— Верно, — я сделал шаг назад, чтобы видеть их всех сразу.
— Я слышал о вас, Скотт. Мы — я смело это говорю — находимся по разные стороны забора.
— Ага. Вас понял.
— Я случайно услышал, что вы говорили Лилли перед моим приходом.
— Случайно?
— Именно. Пришел повидать Лилли и не знал,
— Пока возражений нет.
— Пока разговариваешь — не стреляешь, так?
— Ага, для этого создали ООН. Что дальше?
— Я не хочу неприятностей с вами, Скотт. У вас есть репутация. Даже там, откуда я приехал. Я хочу, чтобы все были счастливы и дружелюбны. Живи и давай жить другим!
— Мир — это замечательно!
Я вел себя не совсем так, как ему, очевидно, хотелось. Но я подозрителен, не верю всему, что говорят люди. Тем более, если они бандиты или лжецы.
— Вы пришли сюда, чтобы сказать мне это? — поинтересовался я. — Вы и два ваших... друга, втроем?
Раздражение промелькнуло на его красивом лице. Красивом, если вам нравятся типы, похожие на сутенеров. Конечно, у него черные волосы, волнистые, как море в шторм, но на них было слишком много гусиного жира или чего-то похожего. Прекрасный римский нос, правда, немного тонковатый. Полные губы, большие белые зубы и сносный подбородок. Не было ничего дурного в его чертах по отдельности, но собранные вместе они выдавали какую-то слабину. Может, у меня просто было такое ощущение? Может, меня обижало то, что он был гораздо красивее меня. Но на самом деле я об этом не думал, тем более, что практически любой мужик красивее меня.
— Вы любите болтать, не так ли? — спросил он.
— Мне это говорили.
Он снова примерил на себя приятное выражение лица.
— Ладно, это не имеет значения. Я говорю вам правду. Мы не хотим неприятностей. Я привел ребят, чтобы вы познакомились с ними, знали их и не наделали ошибок. — Он сделал паузу. — Вы, наверное, знаете, что я Ники Домано?
Я кивнул.
— А это — Чарльз, — он указал на толстую, мускулистую обезьяну. — Чарльз Хэйнер. Его также зовут «Башка». Вы слышали, вероятно, о нем?
— Ни разу.
Башка улыбнулся несколько глуповато и протянул руку со словами:
— Все правильно. Никто из нас не хочет неприятностей.
Может, они действительно имели это в виду, но сомнения не покидали меня. Однако я пожал его руку. Сначала я напружинил ноги, потом схватил кончики его пальцев, чтобы он не мог сжать мою ладонь, и продолжал наблюдать краем глаза за Домино. Как я и говорил, я — подозрителен. Может быть, слишком подозрителен.
— А это — Джэй, — продолжил Домино. — Джэй Верм.
Я взглянул на Джэя, когда он стремительно придвинулся ко мне. Слишком быстро. Я все еще косил глазом на Домано, несмотря на это слишком быстрое движение, и случайная мысль пронеслась в моем мозгу. Домано сказал, что привел двух подручных познакомить
Но не время было играть в головоломки, как и не время было обращать столько внимания на Джэя Верма. Но это сочетание его движения и моей мимолетной мысли задержало мой взгляд на нем на лишнюю секунду, повернуло мою голову затылком к Домано.
Это оказалось настоящим угощением для Ники Домано — мой затылок. И он его получил. Короткая дубинка появилась в его руке так неожиданно, что она несомненно была на пружине. Я услышал ее шелест, когда он только извлекал ее из костюма или когда она уже приближалась к моему затылку, не знаю — больше я уже ничего не слышал. Зато я прекрасно ощутил удар обтянутого кожей металла по черепу и почти слышимый рев боли в голове и шейных позвонках.
Я знал, что коленки подгибались, но я не чувствовал их движения. Однако я ощутил, как они ударились об пол. Джэй не остановился в своем движении ко мне и размахнулся ногой, целясь в бок. Я ухитрился подставить руку на пути его ноги, но это не помешало носку его ботинка врезаться в мои ребра.
Потом пришла очередь Башки. Я все еще держался прямо, хоть и стоял на коленях, но когда его огромный кулак опустился на мое правое ухо, я упал.
Не знаю, терял ли я сознание или нет, но в следующее, казалось, мгновение я увидел лицо Ники Домано как бы плавающее надо мной в воздухе. Он спокойно улыбался, его голос был мягким и приторным:
— Я сказал вам, Скотт, что мы не хотим неприятностей. Но вы, видимо, не поняли, что я имел в виду. Теперь понимаете?
Я, кажется, лежал на боку, потому что вдруг почувствовал острую боль — вероятно, дал знать о себе мысок ботинка Джэя. Плохо соображая, я все же пытался придумать, как дотянуться руками до Домано, но не мог найти своих рук.
— Я не хочу неприятностей, особенно неприятностей с «мусорами», Скотт. Терпеть не могу убивать мужиков по одному — слишком много возни, а я стараюсь избегать возни, понял? Поэтому ты до сих пор жив. Держись подальше от меня, не надоедай мне или в следующий раз откинешь копыта. Понятно?
Я нашел одну руку, выпрямил ее, напряг пальцы и ткнул ими в его глаза. Правда, промахнулся, но большой палец оцарапал его щеку, оставив на ней узкую бороздку. Я успел увидеть, как она стала окрашиваться в красный цвет.
И на этот раз я увидел его дубинку.
Потом лицо Домано, дубинка, комната — все испарилось. Боль потускнела и исчезла. Темнота вздыбилась вокруг, как шторм, подхватила меня и превратилась в черноту.
Мир — это замечательно...
2.
Мир кончился. Вот-вот должна быть объявлена война.
В себя я пришел в своей машине, распростертым на переднем сиденье. Первые двадцать минут я едва двигался, ибо боль терзала меня в нескольких местах, но я добился главного — ухитрился сесть.