Бродяга
Шрифт:
– Пойдем с нами! – звали они приятеля. – Все равно ты вор, и тебе не сойти с этой дороги.
Вишну отнекивался, перебивался случайными заработками, но потом, когда голод становился невыносимым, снова начинал воровать. Поскольку Вишну был неудачливым вором, вскоре он оказывался на скамье подсудимых.
– Перед нами закоренелый преступник, – вещал очередной судья, – сколько раз предоставляло ему общество возможность исправиться, но он, в силу порочности своей личности, снова оказывается перед нами в качестве обвиняемого, и мы должны вынести ему суровый приговор!
Вишну привычно сидел на скамейке, равнодушно
Так, или примерно так, происходило и с Раджем. Сегодня для него был счастливый день – он выходил на свободу, но Радж прекрасно понимал, что вскоре он опять может оказаться за тюремной решеткой, потому что стал вором.
– Ну, Радж, – спросил Вишну, – чем ты теперь будешь заниматься на воле?
Радж весело рассмеялся, похлопывая приятеля по плечу:
– Пойду, устроюсь на работу, мне тут обещали должность главного прокурора.
Радж состроил суровую физиономию, похожую, на его взгляд, на лицо судьи, и строгим голосом прошепелявил:
– Приходите скорее, господин Радж, мы вас так ждем, господин Радж, все подсудимые плачут – где же наш новый прокурор?
Приятели дружно засмеялись. Вишну с восторгом смотрел на веселого друга, который спас ему когда-то жизнь. Если бы не Радж, он умер бы от голода и побоев. Радж наказал обидчиков, и тогда Вишну узнал, что на свете есть добрые люди.
Худой, высохший, словно щепка, Вишну заговорщицки оглянулся, сунул руку в карман и достал несколько купюр:
– Возьми, Радж! На первое время хватит, а то тебе придется воровать, и ты снова здесь окажешься.
Радж посерьезнел, взял бумажки и неуловимым жестом положил их обратно в карман Вишну.
– Тебе они тут больше пригодятся. Мне надо много денег, я ведь не один, дома меня ждет мама!
Друзья расстались. Радж торопливо вышел из ворот тюрьмы, сделав прощальный жест, и весело пошагал по пыльной дороге, вьющейся среди каменистой равнины.
По центральной улице Бомбея шел странный человек, одетый в широкие не по размеру брюки, узкий помятый пиджачок и шляпу, давно потерявшую вид, так что она хорошо смотрелась бы, пожалуй, на огородном пугале. Но больше всего поражали его ботинки – потрескавшиеся, с отстающими, дырявыми подошвами, никогда не знавшие сапожной щетки. Радж считал, что он достаточно почистил обуви в детстве, когда сидел со своим ящиком чистильщика на перекрестках бомбейских улиц. Кроме того, если кто-то из прохожих внимательно смотрел на этого бродягу, то с удивлением замечал полное отсутствие носков.
Радж шел смешной семенящей походкой, оглядываясь на витрины магазинов и напевая веселую песню:
Бродяга я! Всегда влечет меня вперед звезда моя!
Бродяга я!
Дорога – дом обширный мой,
А домочадцы – пыль и зной,
Но я мирюсь с такой судьбой.
Бродяга я! Кто я такой, я вам открою, не тая, —
Бродяга я!
Мне не поправить жизнь мою,
Но
Душа весела и грудь широка
Напрасно в нее стучится тоска.
В какой земле, в каком краю
Искать любовь мою?
Бродяга я! Всегда влечет меня вперед звезда моя!
Бродяга я!
Радж уже не был похож на прежнего благовоспитанного мальчика, единственное, что напоминало о нем, – детская обаятельная улыбка, с которой он взирал на этот беспощадный мир. Он и шел как ребенок, поминутно натыкаясь на людей, но это была рассчитанная походка.
Один из прохожих, в белоснежной чалме, в синем пиджаке, из-под которого горел огнем расписной галстук, шел по улице, помахивая зонтиком с бамбуковой ручкой. Через его жилет свисала массивная золотая цепочка карманных часов.
Радж натолкнулся на щеголя, вежливо извинился, топорща в улыбке узкую полоску усов. Прохожий недовольно взвизгнул, подняв в возмущении плечи, и шарахнулся в сторону, всем своим видом показывая, как он удивлен, что такие грязные оборванцы разгуливают по центральным улицам, задевая благородную публику. Радж проводил раздосадованного незнакомца невинным взглядом, полным смирения, и пошел дальше. Через мгновение он разжал пальцы и с одобрением посмотрел на оказавшиеся в них часы на цепочке, оценив по достоинству их марку и размеры. Хорошие часики заводят себе эти щеголи, не жадничают. Радж приветствовал такое расточительство всем сердцем.
Окрыленный удачным началом, он опять замурлыкал свою песенку, так что другой прохожий – щупленький старичок в соломенном канотье, семенящий по улице, не отрываясь от газеты, даже оставил на время свое чтение, чтобы послушать ее. Песня так ему понравилась, что он забыл обо всем и пошел рядом с Раджем, кивая в такт мелодии головой и с интересом разглядывая часы, которые молодой странно одетый человек покачивал на цепочке. Такой дорогой предмет у оборванца, не странно ли это – было написано во взгляде музыкального старичка. Радж поймал этот взгляд, словно фокусник, спрятал часы в рукаве и скорчил такую рожу, вытаращив на наблюдательного дедушку глазищи, что тот, загородившись рукой от страшного бродяги, заспешил прочь. Пожелав старикашке идти своей дорогой, Радж помахал ему вслед только что вытащенным кожаным бумажником, искренне надеясь, что у того в кармане найдется монетка на омнибус и ему не придется проделать путь домой пешком. Это было бы слишком большой непочтительностью по отношению к украшенной сединами старости, а Радж ведь совсем не таков.
Решив немого передохнуть, Радж с интересом огляделся по сторонам, продолжая напевать себе под нос. Девушки в Бомбее были по-прежнему прекрасны, даже стали еще лучше за время его отсутствия. Витрины магазинов сияют вымытыми стеклами, за которыми чего только нет. Скоро все это будет и у него. Радж подмигнул копошащемуся за стеклом витрины приказчику, который старательно надевал на манекен новое платье. Приказчик остолбенел, пораженный такой фамильярностью со стороны немытого бродяжки по отношению к нему, почти что зятю директора. Прочитав это на его лице, Радж фыркнул и, пританцовывая, поспешил прочь.