Бродяги Севера (сборник)
Шрифт:
Кент побледнел как полотно. Он глядел в это время в окошко, но не видел перед собой ровно ничего.
Под вечер спустилась мрачная дождевая пелена. Час за часом продолжался стук дождевых капель о крышу. С приближением темноты дождь усилился и полил как из ведра. Кент съел свой ужин при свете тусклой тюремной лампы. В восемь часов снаружи было уже совершенно темно. Время от времени мглу прорезала редкая вспышка молнии, и слышались глухие, далекие раскаты грома. А дождь все лил и лил, ровно и монотонно барабаня по крыше.
Кент как раз держал часы в руке – было четверть десятого, –
В коридоре, у столика, часовой и Муи играли в карты. На столике стояла бутылка водки. Часовой выигрывал и был доволен.
Сердце Кента забилось от надежды. Он услышал затем, как хлопнула дверь в канцелярию из передней, и вновь наступила тишина. Ему казалось, что часы в его руке выбивали секунды, как молоты. Он сунул их в карман и застыл в ожидании. Через минуту дверь из канцелярии в коридор отворилась. Кто-то вышел из нее в коридор. Он ясно слышал звук чьих-то легких шагов, и сердце его перестало биться. Шаги все приближались, и наконец чья-то фигура появилась в освещенном пространстве.
Еще мгновение – и сквозь тюремную решетку Кент уже глядел прямо в упор в веселые глаза Маретты Радисон.
Он не мог произнести ни слова. Он не издал ни звука. Он не сделал ни одного приветственного движения и стоял в своей камере как вкопанный. Если бы сама его жизнь зависела в эти несколько секунд от произнесенных слов, то и тогда он скорее бы умер, чем их произнес. Впрочем, все то, что он мог бы сказать, и даже больше того, у него было написано на лице.
Ухватившись за прутья решетки, она весело на него смотрела, хотя и была очень бледна. В этой бледности ее глаза-фиалки казались бездонными озерами. Капюшон непромокаемого пальто был откинут назад, и, выделяясь на белизне щек, ее волосы блестели от сырости, и на длинных ресницах висели капельки дождя.
Наконец Кент протянул к ней руки. Изумление окончилось. Голос к нему вернулся.
– Маретта! – воскликнул он.
Руки ее крепко уцепились за железные прутья, рот был полуоткрыт. Она быстро задышала и перестала улыбаться; она не ответила на его приветствие, даже не показала виду, что узнает его. Но то, что случилось затем, произошло так внезапно и показалось настолько необычным, что его сердце остановилось. Она вдруг отскочила от решетки и залилась громким, истерическим криком, точно ей привиделось что-то ужасное. Ее крик как эхо разнесся по всему коридору и отозвался где-то в далекой глубине казармы.
Кент слышал, как в сторожке задвигались вдруг стулья, как раздались удивленные голоса и затем громкий топот ног. Маретта Радисон, все еще крича и покачиваясь, добралась до уголка и остановилась в нем. Из сторожки выскочил Пелли и специально присланный из Эдмонтона полицейский. Они направились прямо к ней. С искаженным от ужаса лицом и все еще крича, она указала им на камеру Кента.
Предположив,
– Руки вверх!
Все трое полицейских остолбенели. Карты со стола посыпались на пол. Муи уже обезоружил своего партнера и теперь стоял рядом с Мареттой и грозно кричал:
– Руки вверх!
Кента поразила не столько эта перемена в положении, сколько быстрое, странное преображение Маретты: теперь уже глаза ее сверкали, она больше не кричала, а весело смеялась и посылала ему ободряющие взгляды. Кент понял все. Его сердце вдруг встрепенулось и одним прыжком готово было выскочить к ней через прутья решетки, и, увидев по выражению его лица, что вся эта комедия устроена только для того, чтобы его спасти, специальный полицейский агент вдруг круто повернулся к Маретте и Муи.
– Прошу вас, джентльмены, не поднимать тревоги, – сказала ему и Пелли Маретта, – первый, кто только откроет рот или попытается бежать, будет убит на месте.
Она сказала это спокойным, уверенным голосом. В нем звучала настоящая, решительная угроза. Револьверы в ее руках были в упор направлены на полицейских, а за ними светились полные пламени ее глаза. Все три стражника смотрели на Маретту и Муи в упор и не могли произнести ни слова. Автоматически, точно куклы, они повиновались и подняли кверху руки. Затем Маретта приставила дуло револьвера прямо Пелли к груди.
– У вас ключи от камеры, – сказала она, – отоприте ее немедленно!
Пелли полез в карман и достал оттуда ключ. Она все время наблюдала за его движениями. Как вдруг специальный агент опустил руки и саркастически засмеялся.
– Нас дурачат! – воскликнул он. – А мы и поддаемся! Бросьте шутки, вам это не удастся!
– Нет, удастся! – последовал ответ. – Пожалуйста, поднимите снова руки!
Специальный агент не повиновался. Тогда из тонкого, черного ствола револьвера Маретты вдруг вырвался столб пламени и дыма и раздался выстрел. Она выстрелила в воздух. Этот выстрел имел психологическое значение, и агент снова поднял руки кверху.
– Отпирайте камеру!
И еще раз револьвер был приставлен прямо к сердцу Пелли.
Он уже больше не колебался. Ключ заскрипел в замке. Пелли распахнул настежь дверь, и Кент выскочил на волю.
Изумительная смелость и хитрость девушки, ее остроумная игра в напускной ужас для того, чтобы собрать всех полицейских у самой двери камеры, и поразительная решимость, с которой она использовала свой выстрел из револьвера, теперь воспламенили каждую каплю крови Кента. И как только он оказался уже вне камеры, то в нем проснулся старый находчивый, бесстрашный Джимми Кент. Он выбил у специального агента из кобуры его револьвер и с его помощью обезоружил Пелли. И вдруг за своей спиной он услышал спокойный, торжествующий голос Маретты: