Броненосцы в синей воде
Шрифт:
– Слайпер заблудился, - тихо сказал я.
– Мне не ясно, знал ли он, что все так и закончится, но, следует признать, он заметил самое главное.
– Не понял, - удивился Фаррел.
Да-да, подумал я, и мы умеем говорить. Вот только не всегда нам этого хочется.
– Он заметил, что сам уже не справится. И такой, собственно, была вся его жизнь.
Я повернулся и направился к двери.
– Прочтите то, что я принес. А потом поговорим.
– Мистер Босси! Гонорар...
– Сначала прочтите. Ваши деньги
Уже с лестницы я крикнул ему:
– Статуи. Когда я приду к вам еще раз, их не должно быть в саду.
Но сегодня мне еще пришлось нагнуть голову и проскочить в тени каменных болванов.
Своей тени у меня не было.
В баре крутилось все больше и больше людей. Со многими мне удалось познакомиться, только вот не слишком хотелось с ними выпить. Вообще-то говоря, я уже был под хмельком, и когда глядел в окно, где начинал подыматься ветер, вдруг подумал, что следует сделать еще кое-что.
– Тебе еще налить?
– спросил Кейси.
– Попозже.
– Флаги на двух кораблях внезапно расправились, а я поднялся со своего табурета.
У меня уже не было много времени. Я быстро поднялся на второй этаж и нашел нужную дверь. Вошел без стука.
– Вы еще здесь, - с облегчением вздохнул я.
– А мне уже казалось, что не...
– Это последний час, - спокойно сказал Слайпер.
Он сидел так же, как я его оставил - сгорбившись над пишущей машинкой, казалось, он ждет, когда его посетит новая идея, только я знал, что он ожидает совершенно другое.
– Я знаю, мистер Слайпер.
Он поглядел на меня и покачал головой.
– Поосторожней, Виталик. Ты топчешься по своему прошлому. По своей жизни.
Я осторожненько обошел кучи бумажных листков и подошел поближе.
– Вас Он тоже Написал. Тот же самый, что взялся и за нас.
– Да. С той лишь разницей, что за вас попросил я сам. Так же, как когда-то я смог проклясть тот свет - и поверь, я не щадил ничего из того, что Создал - так сейчас я понял, что Он один может это делать. Он велик во всем. Так что исправить ничего не удастся.
Он передвинул машинку, и тогда я заметил, что Слайпер не был никаким не богом, потому что в этом простом движении он заключил всю свою силу, все свое отчаяние и страх. Он хотел жить. Просто-напросто жить.
– И где же находится тот мир?
– спросил я.
– Ваш мир?
– Везде. Если Он его Напишет, то мир появится везде. Даже тут.
Но эта комната оставалась такой, как и в прошлый раз. Даже зеркало висело на том же месте. И Слайпер, и все его рукописи.
Это он будет последним, подумал я.
– Ты помнишь всех тех людей в тумане?
– попытался он встать.
– Да.
– Вы должны были разделить их судьбу. Вы должны были остаться в пустоте, без крова и без жизни. Мне не удалось удержать ваши дни, так же, как не удалось это сделать тем, что
Он пошатнулся, и я подал ему руку.
– Я не заслужил этого, Вит. Ведь вы страдаете из-за меня.
– Но ведь нам не было так уж плохо, мистер Слайпер. Я же помню.
Он вышел из-за стола. Мне было известно, что он ответит, но все-таки спросил:
– Кем вы были там?
– Писателем. Мне там не нравилось... Не все, что я там видел, было хорошо; войны, смерть, боль, болезни... Я не мог ему простить этого. В один прекрасный день я начал писать, и мне кажется, что в этом я был неплох. Люди любили меня читать.
Он постепенно добрался до портьер, не обращая внимания на валяющиеся листки.
– И Он дал вам шанс.
– Нет. Он меня наказал. Если бы я знал тогда, что подымаю руку на Такого Мастера. Если бы знал, насколько прекрасен его мир... Он сделал меня тем, чем является сам, и я не был первым. Помню, как чертовски болела спина. Помню страх. А потом уже был здесь, с этой вот машинкой. Все остальное тебе известно.
Он ударил кулаком в зеркало.
Зеркальная поверхность треснула.
– Мы - это остальное.
– Но это еще не все. Поначалу, когда я начал писать "Подворотню", то был настолько доволен своей работой, что упаковывал в конверты последующие мгновения вашей жизни и отсылал их в тот мир. Возвратов никогда не случалось, машинописи доходили по адресу. И не спрашивай меня, каким образом - я их просто выбрасывал в окно.
Слайпер замолк. Его костистые пальцы схватили портьеру и стянули ее в сторону. Дневной свет залил комнату. А вместе с ней и наши лица.
Я видел, как он плачет, когда мы оба смотрели на море. Прямо на третий броненосец, тяжело качающийся на волнах и растущий прямо на глазах.
– И что в нем?
– спросил я.
– Конец.
Уже светало, и все, что мне оставалось, это Написать парочку самых важных предложений. Было очень тихо, как всегда в это время, лишь иногда кто-то проходил мимо моего окна; и мне было известно, что когда начнется новый день, я допью этот отвратительный чай и пойду в бар заказать дешевенький суп. Потом отставлю тарелку, а солнце будет красное-красное, и по тротуарам будут бегать люди, и никто из них не остановится даже на секундочку.
– Они не увидят, как рождается новый день, - сказал я.
– У них другие дела, другие проблемы.
Я подарил им массу вещей. Они получили собак, деревья, деньги, причем мне было ясно, что не всем одно и то же понравится. Но они могли выбирать. И почти все выбрали для себя солнечный закат, как будто смерть интересовала их гораздо сильнее жизни.
– А ведь солнце может и всходить. И не важно, что ты при этом делаешь - глотаешь пустой супчик или пересчитываешь пакован баксов. Для всех людей оно восходит одинаково.