Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов
Шрифт:
Авгурова вышла за дверь.
В сумочке у нее лежало несколько разорванных листков с ничего не значившим текстом. Взмах руки — и листки полетели в урну.
— Решили все же прогуляться? — из отеля вновь появилась все та же жена телеведущего.
— Хорошая погода…
— Мне нравится ваш крем… Ничего, если я попрошу у вас самую малость? — Фрида достала сигарету.
— Конечно, — Авгурова поняла, что никуда уже не сможет уйти.
Звонить в Москву не имело смысла.
«Если интересуются мной, то и его
Он как–то жаловался ей:
" Прибывают тысячи специально отобранных функционеров. Зарубежные коммунистические деятели. На вокзалах решается судьба Министерства. Если с делегатами или гостями что–нибудь произойдет — никому не сносить головы… "
— Перед отъездом я так худела… — Фрида прикурила, осторожно, стараясь не смазать помаду. Ветра не было. Острая струйка отлетела в сторону, к фанерному Чаплину. — Теперь все лицо в морщинах. Моя мать говорит: " В твоем возрасте надо уже выбирать между лицом и задницей…»
Она достала салфетку, вытерла лоб.
Авгурова смотрела вдоль улицы. Человек в черном плаще, черной велюровой шляпе с загнутыми полями переходил улицу. Из под плаща виднелись тонкие в черных чулках икры. От висков вдоль лица свисали вьющиеся закрученные пряди.
" Хасид?..» — Она читала, что религиозным людям в Израиле нельзя стричь волосы на висках.
Улица жила своей жизнью.
Женщина–водитель кому–то просигналила из машины, девушка на тротуаре обернулась. Она сначала не узнала сигналившую, потом заулыбалась маленьким, резко очерченнысм, как у птицы, ртом.
Фрида подошла к урне у входа, чтобы выбросить салфетку.
Авгурова незаметно наблюдала.
Фрида не скомкала салфетку — наоборот, распрямила. Салфетка должна была прикрытть обрывки авгуровского письма. Фрида закрыла урну мясистым,в
красных штанах задом.
Сомнений не осталось.
Фрида намерена была изъять накрытые салфеткой бумаги, как только Авгурова вернется в отель.
" Мне сели на хвост…»
" ЕДУТ!»
Первый поезд с делегатами Съезда КПСС по каширскому ходу прибывал на рассвете.
Но еще раньше все было уже готово к его встрече.
Вдоль первой платформы, к которой прибывал состав, за час с лишним уже выстроились оперативники. Они отвечали за личную и имущественную безопасность делегатов. На перроне, вокруг своих «рафиков» группировались кубинцы — слушатели спецфака Академии МВД. На них была возложена доставка чемоданов с вокзала в гостиницы.
Начальство находилось здесь же. Все, словно договорились — повторяли одно и то же. И в тех же выражениях:
— Все на время оставить, забыть! Все внимание делегатам — это наиглавнейшее…
Игумнов прошел вдоль платформы, перекинулся несколькими словами со своими. Бодяга с еще не начавшимся Съездом, уже достаточно
— Теперь еще вещи их таскать!
— Они хотят, чтобы, все как за бугром! — Обрюзгший заместитель Игумнова Цуканов комментировал все прямым текстом. — Делегата привезли в отель, он поднялся в номер, а там горничная уже распаковывает его чемодан и раскладывает белье по
ящикам… Вот только беда: кроме ментов и кагебешников, никому нельзя вещи доверить…
Платформа и перрон были полны сотрудниками спецслужб. Могучий кулак всех родов охраны был в полной готовности. Забот хватило всем.
У восьмого пути уже несколько дней находился вагон первого республиканского секретаря, члена Политбро.
Высокий гость жил на правительственной даче. А в поставленном на прикол вагоне размещался его штаб и личная канцелярия. Сюда подтяндули кабель, выставили круглосуточный пост. Машины с правительственными номерами, телохранителями и обслугой сновали вдоль платфрмы туда и обратно.
Игумнов отошел от своих — и тут же увидел свою помощницу .
" Есть…»
Ксения стояла особняком от остальных пассажиров у угла транзитного зала. Проходившие мимо мужчины невольно оглядывались.
Мужская шляпа, свежий молодой рот, ослепительные зубы и меховая короткая шубка, под которой вырисовывалсь стройные, обтянутыми белыми джинсами, высокие бедра. Вся — супермодель, обещание здоровых удовольствий и легких доступных привязанностей, короткого и успешного пути от случайного знакомства до последней, ни к чему необязывающей степени близости.
Игумнов и Ксения обменялись взглядами. Близко друг к другу не подошли.
Под курткой у Игумнова, не умолкая, работала рация.
Рутинная ментовская работа не прекращалась.
" — Пятерых слушателей с офицером направить к депутатской комнате… " — передали из дежурки.
" В депутатской КГБ могло бы и само справиться…»
Игумнов уже возвращался к своим.
Комната для депутатов — вечно под ключом, с дверями на две стороны на перрон и в город, с опущенными тяжелыми шторами на окнах и круглосуточными молчаливыми дежурными, всегда жила жизнью самого могущественного ведомства.
Оно и понятно. Ни для кого не было секретом, что комнатой пользуются как конспиративной квартирой для встречи с вокзальной агентурой…
По направлению к выстроившимся у депутатской комнаты машинам быстро прошла Надя со слушаками. Игумнов глянул ей вслед.
Прежняя угловатость, неловкая манера носить вещи…
Вся отголосок своего детства — с вечно текущей сельской крышей, расставленными под капли ведрами по всей избе. Вечные нехватки, безденежье, перебои…
" Представляешь… — вспомнила она однажды, — когда я увидела девочки из нашего класса приносят с собой в школу печенье, я подумала: " Это какие–то дети царей!»