Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов
Шрифт:
— Прокурор сказал: «Коль Скубилин убежден в виновности и собрал достаточно доказательств, я дам санкцию».
— Показаний против него выше головы.
— Есть только одно «но». Кто–то — он или я — сам допросит главных свидетелей.
— Мэтра?
— И официантку. Чтобы не смогли потом отказаться. Я говорил с Картузовым, — помощник прокурора проявил нервозность. — Он сказал, что обеих нет в Москве…
— Не клади трубку!.. — Скубилин на минуту отключил его, набрал хорошо известный ему номер и снова врубил в сеть. — Слушай!
На
— Атаманов у аппарата…
— Как дела? — спросил Скубилин.
— Все в ажуре, товарищ генерал… — Это был исполнительный и верный служака, на которого Скубилин мог положиться.
— Дай трубочку мэтру!
На том конце провода произошла перегруппировка, приятный женский голос произнес:
— Это вы, Василий Логвинович?
— Да. Заточение ваше заканчивается. Сейчас вас прокурор допросит, и вы свободны. Я позвонил, чтобы об этом сказать… Как вам в гостях?
— Хорошо, конечно, — она вздохнула, — но дома лучше…
— Василий Логвинович, я перезвоню через полчасика… — сказал помощник прокурора, когда они снова остались вдвоем в трубке.
Скубилин понял:
«Они убедились: их карта бита, Картузов больше не владеет положением. Наша взяла. Им остается один путь — на поклон к Жернакову… — Скубилин лишь теперь в полной мере осознал грозившую ему опасность. — Я тебе это припомню, Картузов…»
Начальника инспекции Игумнов знал по Высшей школе. В конце лекций, после «Вопросы есть?» Исчурков всегда лез со всякой ахинеей.
Преподаватели считали его разбирающимся, поговаривали об адъюнктуре. Но в последнюю минуту предпочли сына генерала из внутренних войск.
При встрече они здоровались. Исчурков казался жёстким, на всю жизнь жестоко кем–то обиженным. Мутные маленькие глазки выглядели воспаленными.
— Садись, Игумнов, — сказал Исчурков, — давай знакомиться по новой… Фамилия, имя, отчество. — Знакомство предполагалось одностороннее. — Месяц, год, дата рождения…
— И для этого ты меня вызывал, Исчурков?
Небольшой кабинетик выглядел голо — таков был здешний стиль, — несколько чахлых растений в разнокалиберных горшочках и банках, портрет Дзержинского, изготовленный методом выжигания, окрашенный белым громоздкий сейф.
— А ты не спеши. Время есть.
— Только не у меня.
Исчурков лениво улыбнулся.
— И у тебя есть время. И много! Скоро ты и сам в этом убедишься. Газетку можешь посмотреть пока. Там и о тебе… — Он подвинул свежий номер «На боевом посту».
«С приходом начальником ОУР капитана милиции Игумнова… — писал корреспондент, — уголовный розыск активнее стал раскрывать преступления. По горячим следам раскрыто на 16 процентов больше, чем за аналогичный период прошлого года…» — заметка была полна безликих цифр.
— Что, собственно, произошло?
— Сам все знаешь. — Исчурков снова улыбнулся. Это был его звездный час. — Ты же умный парень. Раскрываемость какая
— Как у всех — под девяносто.
— Ну вот!
— А у других?
— Не надо про других! Давай про себя и про Картузова…
Вошел сотрудник инспекции — слащавого вида майор с зачесанными назад волосами. Он был озабочен, не кивнул Игумнову, о чем–то спросил своего начальника, нагнувшись к его уху.
— А вот он! Как раз у меня… — Исчурков показал на Игумнова. Кроткое, до приторности слащавое лицо мгновенно замкнулось, майор в ожидании застыл.
— Что у вас там с администратором Госконцерта? — спросил Исчурков. — Начальник управления интересуется.
Особисты казались взволнованными.
— А с французской косметикой? Это уж совсем свежий случай…
Игумнов не ответил.
— Как срочно это ему требуется? — спросил Исчурков майора.
— Просил прямо сейчас.
— Значит, так. — Исчурков показал Игумнову на предбанник. — Подождите там. Генерал вызывает как раз по этим вопросам.
Игумнов вышел, Исчурков вместе со своим подчиненным тоже прошли через предбанник. Он был пуст, вызываемые в инспекцию писали тут свои объяснения. На столах стояли два спаренных телефона.
— Я буду минут через десять… — Исчуркову стоило заметного труда не взглянуть на телефонные аппараты. — Жалоба очень серьезная…
Игумнов промолчал. Конечно же, это была оперативная комбинация и притом весьма примитивная.
«Подтолкнуть, чтобы я позвонил по аппаратам, которые записывают? На что он надеется? Что я свяжусь с кем–то и инспекция начнёт проверку с другой стороны?»
Его затопила злоба.
«Подожди! Как они тут разыграли! «Начальник управления вызывает…“ — «А вот он! Как раз у меня…“ А то этот не знал, кого вызвали к Исчуркову. Вы бы ловили преступников! Посмотрел бы я на тебя, Исчурков, третьего дня, как бы ты пас этого боевика с автомаом…»
Исчурков вернулся минут через пятнадцать.
— Проходите. — Он против воли бросил быстрый взгляд на телефонный аппарат. — Так что у вас случилось с администратором Госконцерта?
— Знаешь сам — раз спрашиваешь! — Он не мог прятаться за подчиненных.
— Я–то знаю!
— И тебе приходилось укрывать, Исчурков?
— Вопрос о тебе. И о Картузове.
Он второй раз упомянул любимца Скубилина, Игумнов удивился:
— Скубилин еще начальник управления? Может, его уж нет? И ты на Картузова катишь бочку?
Исчурков даже поперхнулся.
— Ты не заболел, Игумнов? Как у тебя с головкой?
— Не беспокойся, психиатра я прошел… — В последнее время управление чуть что — посылало к психиатру. — Нормален. Иначе не попал бы в Афганистан!
— Ладно! А чтобы ты не сомневался, иди в приемную. Начальник управления ждет. Картузова и тебя…
Заместитель прокурора не позвонил.
«И теперь, видимо, не позвонит. Компромисс будет найден на ином уровне, в других сферах…» — подумал Скубилин.