Бронированный кулак вермахта

фон Меллентин Фридрих Вильгельм

торый дал бы русским возможность скрыть подготовку к наступлению и развертывание своих частей. Мы предлагали атаковать русских и отбросить их к реке Серет, но наше предложение принято не было. Вместо этого нам было приказано провести разведку боем силой двух батальонов, поддержанных танками и артиллерией. Разведка прошла хорошо и подтвердила наше мнение о том, что русских без большого труда можно было бы отбросить к реке Серет и тем самым предотвратить их наступление. К сожалению, мы не имели права выходить за рамки поставленных задач.

Тем временем на центральном участке общего фронта развертывались малоприятные события. 22 июня Красная армия отметила третью годовщину нашего вторжения в Россию началом наступления четырех фронтов (146 стрелковых дивизий и 43 танковые бригады) на фронте шириной 500 км, проходившем широкой дугой от Мозыря на Припяти до Полоцка на Западной Двине. Командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Буш хорошо понимал,

что ждет его войска в случае успеха русских, и потребовал разрешения отойти на рубеж реки Березина, чтобы свести на нет всю тщательную подготовку русских. Гитлер, как обычно, запретил отход, и несчастные соединения группы армий «Центр», оборонявшиеся на чрезвычайно растянутом фронте, оказались фактически изолированными друг от друга еще до наступления русских. 26 июня мы оставили Витебск, 27 — Оршу, 28 — Могилев, а 29 июня был взят Бобруйск. Большие группы немецких войск оказались в окружении, а наши потери пленными вскоре превысили 80 тыс. человек. 1 июля русским удалось форсировать Березину, и 3 июля их передовые части ворвались в столицу Белоруссии Минск. Вслед за этим танки маршала Ротмистрова вышли на равнины северной части Польши. Генерал Гудериан пишет о них: «Они устремились вперед, и, казалось, уже ничто не сможет их остановить». Двадцать пять немецких дивизий перестали существовать. К13 июля русские овладели Вильнюсом и Пинском и достигли окраин Каунаса и Гродно. Теперь они находились всего в каких-нибудь 150 км от германской границы. Создалась «реальная угроза прорыва русских в Восточную Пруссию, как следствие их успешного продвижения и отсутствия у нас резервов»²¹⁹. Именно этот момент был выбран маршалом Коневым для начала нового наступления в Галиции.

Первую половину июля 48-й танковый корпус был занят подготовкой к нанесению удара по русским войскам, но наша задача осложнялась непреклонностью фельдмаршала Моделя. В группе армий «Северная Украина» было принято следующее правило: «Передовые позиции должны удерживаться любой ценой, артиллерия и танки должны располагаться в глубине обороны равномерно по всему фронту; если противнику удастся прорваться, он должен везде встречать препятствия».

Генерал Бальк придерживался иного взгляда: по его мнению, на передовой позиции должно было находиться только боевое охранение, и главную полосу обороны следовало создавать далеко за передовой позицией, вне зоны действительного огня артиллерии противника. Размещение основных сил пехоты на переднем крае обороны ведет к тому, что они попадают под интенсивный огонь русской артиллерии. Приказы группы армий «Северная Украина» требовали, чтобы в ночное время на переднем крае находились все войска, а на рассвете основная масса пехотных частей отводилась в тыл. Подобные требования приводили лишь к тому, что войска изматывались еще до начала боевых действий. Помимо этого, Бальк считал ошибочным распределение артиллерии и противотанковых средств равномерно по всему фронту обороны, так как это лишает возможности использовать сосредоточенный огонь. Мы предлагали свести артиллерию в группы, а из самоходных и противотанковых орудий создать подвижные резервы. Самым важным было, однако, иметь эшелонированную в глубину позицию боевого охранения, а на удалении 5–6 км от нее организовать основную, хорошо замаскированную полосу обороны.

Все это приводило к серьезным спорам с командованием группы армий «Северная Украина», но постепенно нам удалось убедить их. До наступления русских мы сумели расположить пехоту так, как считали нужным, но нам не удалось полностью перегруппировать артиллерию и противотанковые орудия. 3-й танковый корпус в составе 1-й и 8-й танковых дивизий составлял наш резерв. Маршруты его движения и направления контратак были тщательно разведаны; были также детально отработаны различные варианты его возможных действий. Минные поля мы установили за рубежом боевого охранения, с тем чтобы русские не могли преждевременно их обнаружить. До начала наступления русские неоднократно пытались захватить господствующие высоты, но все их вклинения быстро ликвидировались контратаками, осуществлявшимися при сильной поддержке артиллерии.

В 8 час 20 мин 14 июля русские начали свое крупное наступление. Красная армия использовала в этих боях такое количество боевой техники, которое превосходило все, что мы до сих пор видели. Особенно много было самолетов, и русские впервые за все время войны

Действия 48-го танкового корпуса (положение на 14 июля 1944 г.)

безраздельно господствовали над полем боя. Артиллерийская подготовка длилась только один час, но зато была очень интенсивной. После нее

последовали массированные удары русских войск на двух направлениях. К 9 час 30 мин стало ясно, что двум нашим пехотным дивизиям нанесены очень серьезные потери и что они не сумеют самостоятельно справиться с создавшимся положением. Поэтому 1-й и 8-й танковым дивизиям было приказано контратаковать противника. Генерал Бальк сохранял полное спокойствие. Мы были совершенно уверены, что две наши танковые дивизии сумеют восстановить положение. Маневр 1-й танковой дивизии прошел удачно: 15 июля она контратаковала противника в районе Олеева и после тяжелого боя вынудила его приостановить продвижение. Совсем иначе обстояло дело с 8-й танковой дивизией. Русские прорвали оборону в том месте, где мы и предполагали, поэтому дивизии следовало, выполняя приказ, лишь пройти через лес по заранее установленному маршруту (см. схему 53). Но командир дивизии, к несчастью, решил уклониться от полученных указаний и для выигрыша времени начал движение по шоссе Золочев — Езерна, хотя генерал Бальк самым строжайшим образом запретил всякое передвижение войск по этой дороге. Результат нарушения приказа не замедлил сказаться. На марше 8-я танковая дивизия, двигавшаяся длинными колоннами, была атакована русской авиацией и понесла огромные потери. Много танков и грузовиков сгорело; все надежды на контратаку рухнули. Галицийская дивизия СС, которая оборонялась в лесу, не смогла оказать сильного сопротивления, и русские добились глубокого вклинения на левом фланге 48-го танкового корпуса.

Тем временем наш левый сосед, 13-й корпус, очутился в очень тяжелом положении. Русские обошли его, а затем полностью окружили. К счастью, 15 и 16 июля 48-й танковый корпус сумел восстановить линию обороны, поэтому мы смогли оказать некоторую помощь нашим товарищам. 17 июля части 13-го корпуса предпринимали попытку пробиться из кольца северо-восточнее Львова, и мы решили создать ударную группу для соединения с этими частями. С этой целью генерал Бальк приказал мне принять командование 8-й танковой дивизией.

Вечером 17 июля я попытался установить радиосвязь с 13-м корпусом, чтобы договориться о наступлении 18 июля частей этого корпуса в южном направлении при одновременном ударе 8-й танковой дивизии на север. К сожалению, связи с 13-м корпусом мне установить не удалось. Тогда я собрал командиров полков и изложил мой план действий. В особенности я обращал внимание на моральное

значение этого удара, от которого зависело спасение 40 тыс. наших окруженных товарищей. Выполнить поставленную задачу было нелегко: крупные танковые силы русских прорвали наши позиции южнее Броды, и между 13-м и 48-м корпусами расположили пехоту с противотанковой артиллерией.

В целях лучшего управления я подчинил на ночное время пехотные части на переднем крае командиру танкового полка. На рассвете 18 июля я отправился на командный пункт танкового полка в сопровождении командующего артиллерией дивизии.

По пути туда я, к своему удивлению, обнаружил, что наша пехота, которая через полчаса должна была начать атаку, отходит на юг. Когда я обратился за разъяснением к командиру танкового полка, он признался, что отступление происходит по его приказу, так как он хотел произвести перегруппировку частей перед атакой. Я немедленно отстранил его от командования, но это новое проявление недисциплинированности причинило нам непоправимый ущерб; Было упущено необходимое время, а русские, кроме того, заметили наше передвижение. С невероятной быстротой они создали новые минные поля и сосредоточили свои танки и артиллерию. В такой обстановке мне оставалось только отказаться от атаки. Мы могли добиться успеха лишь в случае проведения быстрой и внезапной танковой атаки сосредоточенными силами. По собственному горькому опыту я знал, что если русским дать время на подготовку к обороне, то наши шансы на успех будут очень незначительны.

Через два дня основные силы 13-го корпуса под командованием генералов Наша и Ланге сумели пробиться к нашим позициям. Тысячи людей, собранные ночью в мощный кулак, с громовым «ура!» бросились на противника. Этот удар отчаявшихся людей, решивших прорваться или умереть, разорвал кольцо русских; большая часть окруженных войск была спасена. Но все орудия и пулеметы пришлось бросить, а во фронте наших войск образовалась большая брешь, в которую устремились танки маршала Конева. Положение всей немецкой обороны на юге Галиции стало безнадежным.

27 июля мы сдали Львов, а к 1 августа войска Конева овладели Люблином и на широком фронте вышли к Висле южнее Варшавы,

4-я танковая армия была отброшена за Вислу, а 1-я танковая армия, в том числе и 48-й танковый корпус, была оттеснена к Карпатам. Никто не знал, где закончится это ужасное отступление. В этот период генерал Бальк получил приказ принять командование 4-й танковой армией; через две недели я был назначен в эту армию начальником штаба.