Броня Балтики
Шрифт:
– Антон Генрихович, вы какими судьбами здесь? Ба-а, да уже лейтенант! Поздравляю, поздравляю!
После крепкого рукопожатия лейтенант испросил у старшего на борту «добро» на отход.
Они поднялись на открытый мостик, и по кораблю полетели команды:
– Баковые, на бак! Ютовые, на ют!
– По местам стоять, со швартовых сниматься!
Арцишевский, как положено командиру, руководил выходом из порта лично:
– Малый вперед! Осмотреться за бортами и кормой!
Послышались доклады:
– По левому борту за бортом чисто!
– По правому борту за бортом чисто!
– За
Рядом на мостике стояли вахтенный помощник и рулевой. Командир отдал указание:
– Машине средний ход, курс десять!
– Есть – средний ход!
– Есть – курс десять!
– Так держать!
– Есть – так держать!
Строгий ритуал военно-морских команд производит глубокое впечатление на того, кому нечасто доводится бывать на кораблях. Стрельцов стоял немного сзади и с уважением смотрел на работу молодых моряков.
Обернувшись к нему, Арцишевский затянул ремешок фуражки под подбородком и произнес:
– Илья Иванович, сейчас пройдем узкость и «попылим» прямиком на Гельсинки.
Стрельцов было удивился неуместному на флоте слову «попылим», но понял, что пехотное понятие «ввернуто» для шику. Он чувствовал, что у командира корабля хорошее настроение, улыбнулся и ответил:
– Командуйте, Антон Генрихович, в пути успеем наговориться.
Слева по борту остался портовый маяк. На открытом просторе Финского залива поднялся свежий ветерок, корабль ощутимо закачало на волне. Командир отдал помощнику новые распоряжения:
– Скорость поднимем до двадцати узлов, пойдем курсом двадцать. Меньше качать будет. При подходе к Гельсингфорсу переложимся против ветра.
Наклонившись к медному раструбу переговорного устройства, протяжно крикнул:
– Машине!
Снизу послышалось утробное:
– Есть – машине!
– Егорыч, как у тебя сальники, не текут?
– Все в порядке, ваше благородие!
– Держи, Егорыч, сто двадцать пять оборотов.
– Куда столько, мы что – в бой?
– Исполнять! Поговоришь у меня…
– Есть – держать сто двадцать пять оборотов!
– Так-то!
Корабль напрягся и рванулся вперед рассекать мелкую и злую балтийскую волну. Качать стало меньше, Арцишевский пригласил Стрельцова в свою каюту. Расположились за узким столом, один – на койке, другому, как почетному гостю, достался единственный стул.
Вестовой принес на подносе два стакана чаю, порезанный лимон, колотый кусками сахар и баранки с маком. Хозяин поднял подстаканник со стаканом и многозначительно произнес:
– Ваше превосходительство, лейтенант Арцишевский! Представляюсь по случаю присвоения очередного звания и назначения командиром корабля. Простите, бога ради, Илья Иванович, не было прежде случая представиться.
– Да будет вам чиниться! Рассказывайте по существу: что, когда, где?
Антон Генрихович сделал глоток горячего чаю, отставил стакан и, пожав плечами, сообщил:
– История, собственно, короткая. После кончины Николая Оттовича мне показалось, что восьми месяцев службы в штабе будет достаточно. Я на «Рюрике» башней главного калибра командовал, а в сентябре прошлого года после нескольких боев он перевел меня в штаб. Дело важное, но я в душе командир,
Илья Иванович внимательно выслушал, потом встал, пожал руку и поздравил. Арцишевский поблагодарил и продолжил:
– Теперь на собственном корабле клубок проблем распутываю. Главная беда – машина старая, изношенная. В феврале в бою повреждение получила вдобавок. Ремонтируемся каждый день! Хорошо, хоть механика толкового назначили. Егорыч мой из кондукторов, служил на «Резвом» еще в японскую войну. Миноносец тогда с Балтики в составе отдельного отряда на Тихий океан ходил. Егорыч отслужил свое и в запас ушел. А в этом году его призвали, дали первичное офицерское звание и сюда направили. Он, бедный, все никак привыкнуть не может, что офицером стал. Но это пустяк. Хорошо, что машину знает как свои пять пальцев и с машинистов того же требует. Да что я вам рассказываю о своих бедах! Вы-то как?
Пока офицеры неспешно говорили, перебирая общих знакомых, подошла пора швартоваться в Гельсингфорсе. Лейтенант занял место на мостике. Через десять минут Стрельцов покинул корабль, пожелав командиру «семи футов под килем».
В штабе его ждал Непенин, который быстро изложил причину вызова. Илья Иванович и сам прекрасно знал, в чем дело: несколько дней назад они с Ренгартеном направили в штаб доклад с предложением использовать факт сокращения количества германских кораблей на Балтике, ввиду их сбора в Киле на императорском смотре, для нанесения удара по одному из немецких прибрежных городов. Все необходимые документы по дислокации армии и флота противника в нашей операционной зоне он привез с собой. Вместе с Непениным они отправились в кабинет начальника штаба, но там никого, кроме капитана 1-го ранга Черкасского, не застали. Непенин ушел на поиск командования, а Стрельцов поздоровался с князем, которому не терпелось продолжить старый разговор.
– Илья Иванович, дорогой вы мой! Вспомните, что я вам предсказывал в Ревеле, когда нас вызвали в связи с назначением нового командующего? Вот видите, подвижка пошла: Колчак назначен в штаб.
– Михаил Борисович, но вы утверждали, что Канин будет выводить Александра Васильевича в командиры Минной дивизии…
– Правильно, и сейчас то же самое утверждаю. Но сперва он его из командиров Особого минного дивизиона в оперативную часть штаба перевел. С этой должности на адмиральскую попасть гораздо проще. Все так и будет, уверяю вас, Илья Иванович!
– А как вы с Колчаком уживаетесь, ведь он вашим непосредственным начальником стал?
Конец ознакомительного фрагмента.