Бросая вызов
Шрифт:
Это, пожалуй, и есть главная идея, из которой последовательно выводится новая теория пола.
Идея… Что-то детское, разумеющееся, наивное… Вгоняющее в апоплексическую краску эксперта, профессионально недоверчивого ко всякой простоте.
А что поделаешь? Все живое, тем не менее, устроено согласно этой простоте. Взять единичный организм. Его внутренняя охранительная часть — половые клетки, внешняя — клетки соматические. Сама клетка: ядро и цитоплазма. Ядро: аутосомы и половые хромосомы. Не общий ли признак вообще организации две обособившиеся структурно заботы: забота перемен и забота постоянства? Не спаренные ли подсистемы наука в ее исканиях, пробах, риске и производство с его «семь раз отмерь…». Сами технические
Родственные департаменты имеют родственные таланты. Есть таланты ядра, есть таланты оболочки. Представители департаментов перемен интенсивны, их смежники из департаментов постоянства экстенсивны. Проверим. Число самок, а не самцов определяет, сколько получается потомства, то есть экстенсивный показатель. От численности же самцов зависит скорость изменения наследственных характеристик, качественные сдвиги — фактор интенсивности. Что происходит, когда два сообщества объединяются? Поголовья, определяемые самками, складываются, а наследственные данные, как температуры двух сливаемых жидкостей, усредняются. Усреднение мастей дает себя знать всякий раз, когда впервые прокладывается дорога между населенными пунктами. Писатели и туристы пеняют на нивелировочное влияние транспорта. К тому же результату приводят часто практикуемые слияния научных организаций: количественный состав суммируется, а творческий потенциал усредняется.
Пользуясь языком кибернетики, можно сравнить внешнюю подсистему с оперативной памятью, а внутреннюю — с постоянной. Потокам новостей организация подставляет свой внешний контур. В ядро же — постоянную память — информация попадает из оперативной не раньше, чем в куче новостей будут отобраны наиболее ценные и надежные. Без отсортировки память быстро перегрузится. Но отбор требует времени. Что каприз, а что привьется, войдет в классику, сразу не ухватишь. Поэтому постоянной памяти свойственна инерционность.
Вот этой инерционностью, служением идее бессмертия ядро подобно статуе, воплотившей черты идеала, разбросанные вокруг и придирчиво отобранные ваятелем. Внутренняя подсистема обладает чертами совершенства. Напротив, внешний контур наделен свойствами прогрессивности. Совершенству, если и есть что занять так это прогрессивности, и наоборот, прогрессивности, если чего и не хватает, так это совершенства. Они пара. Идеал взаимности. Олицетворение супружества.
…Два типа физических параметров, памяти, задач эволюции — все это так замечательно дополняет друг друга. Теперь, собственно как бы уже от имени природы, Геодакян аттестует мужское и женское самоуверенно, безо всяких колебаний: мужское — пробовать, искать и т. д., женское — осваивать, закреплять.
Совершенство… Вот когда только мы можем продолжить сцену в раю (в начале очерка), прерванную из-за нехватки материала.
— Нашел кого спрашивать, зачем она такая, — подступил Змий, как только Адам остался без присмотра. — Бесплотные ангелы, что понимают они касательно плоти? «Остерегайся, прилив чувств ослепляет…» Не верь, мой мальчик, не ослепляет, просветляет! Женщина… Она совершенство. Эта волнистая обкатанность форм, эта аэродинамика линий — не самообман нашего пристрастия, не только лишь «горла перехват» и «сердца мужеского сжатье». Нет! Здесь гармония, идущая от задачи. Я сочувственно предвижу одержимость округленностью, которая охватит мудрецов. Плоскость беспредельна, прямая бесконечна. Не в них завершенность целого. А в чем? Вот именно — в закругленности. Любое свое произведение творец полагает оформившимся не ранее, чем оно округлится. Атом, Вселенная, Женщина…
Змий, нескромно знавший все, и даже наперед, страдал ораторской самовлюбленностью и
— Великий секрет искусства мы видим в туманном нечто, именуемом пластикой. Она угадывается в цветах и звуках, предметах и жестах как отрицание плоского и как прямое или косвенное выражение округленности и в качестве таковой пластичность принимается нами интуитивно, бессознательно. Откуда приходит это безусловное приятие? Не застрял ли и глубинах памяти навсегда идеалом образ округленности — первый образ, который видит своими водянистыми глазками кормящееся грудью дитя родителей, изгнанных из рая? И позднее — не эталоном ли ее, не вдохновительным ли ее источником служит гитарно приталенный абрис женщины?
Красота — свидетельство того, что форма наилучше служит своему назначению. Какой же идее предназначен выпукло-вогнутый женский абрис?
«Какой идее…» Твоим далеким потомкам в меру их понимания я берусь ответить, но не тебе, Адам. «Какой идее!..» Той самой, что вывела на сцену антропоса — распрямленного вверх. В самом деле, не эта ли идея венчает совершенство земных тварей? Гитарность, широкий таз понадобились детородному полу поздних позвоночных млекопитающих из отряда приматов — будущих властителей мира, чтобы рожать невзирая на возникшие тяжкие трудности. Распрямив себя и высвободив для великих дел свои руки — лезвия разума, — аптропос тем самым искривил путь, по которому движется в теле матери рождаемый ребенок. Широкий таз был платой вида за прямое хождение и большую голову и служит вечным напоминанием о родовых муках. Как искусное решение сложили задачи уширенный таз стал источником красоты, и «Махабхарата» расскажет нам о «дивнобедрых женах…».
Адам уже ровно дышал, но Змий не прерывал своей лекции:
— Прямая походка и большая голова сделали неустойчивым, несамостоятельным человеческого детеныша. Он не только живет паразитом в теле матери и за ее счет, но и после рождения поддерживает свое существование, забирая главнейшее питание у родительницы. Решая коренную задачу материнства и младенчества, направляя строительную энергию желез на нужды накопления питательного материала, пришлось изысканными округлениями оформить и верхнюю часть женского торса.
Прекрасное творится в муках и борьбе. Совершенство округленных форм дается в процессе соревнования двух антагонистических интересов. В женской конституции это два типа желез. Один (щитовидная) стимулирует рост костей, а другой (яичники) подавляет этот рост. Соперничество разгорается и по поводу мышц. Яичники, преследуя интересы исключительно только женского пола, тормозят развитие мышечной ткани и строительную энергию тела направляют на другие цели. Эти междоусобицы внутри, доставляя женщине тяготы физических недомоганий и неосознанных тревог, делают ее мышцы небольшими, кости легкими и нежной конструкции, что в совокупности формирует грациозное целое…
Адам храпел. Ева же была вся внимание.
Змий!.. Мы сегодня знаем больше. Статика, динамика, нагрузки… «В отличие от Него Она должна носить ребенка и носить так, чтобы центр тяжести младенца совпадал с центром тяжести матери», — дополняет биологию физикой биофизик (Э. П. Шайтор, письмо в связи с публикацией журнального варианта этой нашей работы). Действительно, такое расположение наиболее комфортабельно, поскольку транспортируемый подвергается «минимальным механическим возмущениям». Другая задача встала перед Великим Конструктором, когда вместо мягкой эластичной подстилки живота, предоставленной зародышу четвероногих, опорой человеческому зародышу сделались тазовые кости. Их, пишет Шайтор, пришлось расширить по сравнению с мужскими и сюда же, к положению будущего младенца, снизить центр тяжести всего тела женщины.