Бросая вызов
Шрифт:
Признание… Деликатная это штука, не приведи бог. Бывает, путают с известностью. Известен человек может стать как раз тем, что не признан. Например, некто Боулт прославился, когда королева Англии не утвердила представление его на рыцарство, сделанное премьер-министром, что случается крайне редко. А признанный может вполне оставаться неизвестным. Моего знакомого, специалиста по алхимии, как такового признает мир историков науки средневековья, но и они известным его не называют, зная узость своего круга.
А одно без другого неполно, неудовлетворительно. Это болезненные состояния, свидетельства несовершенства отношений.
(Забавно и грустно. Далеко ушел человек от «меньших братьев своих», но какие-то черточки… Кажется, Конрад Лоренц поставил этот саркастический
Важен не сам пример, а кто его подает!)
В иных случаях известность даже мешает признанию. «Величие, — проницательно замечает Паскаль, — чтобы дать себя почувствовать, имеет нужду в уединении». Человек не пропускает возможности показаться на людях, полагая, что копит признание, а он, глядите, уж наскучил, уже делают рукой — «знаем»… И хотя на самом деле толком ничего не знают, и хотя имярек добился новых достижений, копчено, его «заболтали». Теперь чтобы выглядеть свежим, он имеет нужду в уединении. Или, напротив того, вдруг выйти за пределы своей орбиты на просторы пестрого многолюдья.
— …Критики, оппоненты, — Геодакян устало отмахивается. — Разве мы отрицаем социальную логику уже тем, что признаем эволюционную? Хотите сюжет для мультфильма? Сам придумал, нравится. Название «Белый шарик». Вот белый шарик. Вот лежит. Вот покатился. Смотрим и думаем: кто о нем расскажет? Твердое тело… Белый цвет… Трение качения… «Мой объект», — решила физика, я им и займусь. «Как знать. Не определив состава, что можно сказать?» — ясно, это химия. «Слепцы, не видят, что это яйцо!» — кому, как не биологии, судить о нем. Только вымолвить успела, скорлупа — хруп, из нее птенец, как есть белый шарик. Тут и другие науки склонились над ним: особенности поведения новорожденного, влияние окружающей среды… Перестал ли белый шарик, став цыпленком, быть физическим телом? Химическим соединением? Биологическим организмом? Посещая театр, мы не перестаем посещать столовую и другие места общего пользования. Высокая сознательность, исторический прогресс, улучшение нравов — но природу тоже еще пока никто на отменял!
О регуляции полов… Вообще-то я имел в виду действительно главным образом виды свободного скрещивания. У моногамов зависимость половой активности от численного состава полов не столь очевидна. Но, однако же, и не невозможна.
Представим себе стаю обезьян, где самцы согласно их физическим и волевым данным занимают социальное положение от альфы (высшее) до омеги (низшее). Альфа-самцы (так они и называются в специальной литературе) всегда имеют самок, а омега — только когда самок достаточно. Теперь условимся, что альфы генетически предрасположены иметь в потомстве чаще девочек, а омеги — мальчиков. Если самок хватает всем, то перевес мальчиков в потомстве «низов» сбалансирует перевес девочек, рождаемых «в верхах», правильно? Если же самок не хватает, то при строгой иерархии общества без пары останутся омега-самцы, но альфа-самцы будут приращивать численность женского пола быстрее, чем мужского, так что вскоре появятся свободные самки и для холостых омега-самцов, вслед за чем баланс опять восстановится. Ну вот, при этих условиях регуляция через отрицательную обратную связь действует… Не требуя супружеских измен. А между прочим, посмотрите у Курта Штерна, в его «Генетике человека» отмечено, что атлетоидные, мощные мужчины действительно имеют обыкновение быть отцами дочерей чаще, чем сыновей.
— Не потому ли делают карьеры на удачных женитьбах, что в верхах невесты должны превышать спрос?..
Мое предположение сбило разговор на шутливый лад, но не надолго. У него какие-то осложнения с очередным начальством.
18
Да,
«Хорошее сплочение — разводы?!.»
Верно. Разводы. Факты безответственности. Ну чего они разводятся? Ведь сказано, что основная тенденция заключается в укреплении семьи.
По данным государственной статистики, на каждые сто заключенных браков в 1965 году зарегистрировано восемнадцать разводов, а в 1974 году уже двадцать восемь — менее чем за десятилетие разводы участились в 1,6 раза. Каждый третий брак, а в иных районах — каждый второй расторгается. Это вызывает раздражение, «стремление дать отпор козням противоречивой объективной реальности», — как выразился эстонский академик Г. И. Наан (астрофизик, к слову сказать).
Насчет разводов распространились «утешительные предрассудки обыденного здравого смысла»: за молодежь бы взяться, да приструнить, да научить. Но объективная реальность строит козни: разводятся шестидесяти лет и старше ежегодно десятки тысяч пар, расторгаются десятки тысяч брачных союзов, продержавшихся двадцать лет и долее. А молодые до двадцати лет составляют лишь четвертую — восьмую часть от общего числа. Не какие-то особенные, разводятся самые обыкновенные люди. «Надо понять, как действуют «механизмы» брака, — говорит астрофизик, — почему основанный на взаимной любви брак все чаще со временем становится невыносимым для обоих супругов или для одного из них… Надо понять, как формируется потребность в разводе… Здравому смыслу здесь, как и в других демографических проблемах, делать нечего. Это чрезвычайно сложные, диалектичные, противоречивые проблемы, входящие в компетенцию науки». О кризисе института брака говорить рано, возможно, наступил кризис вполне конкретной формы брака — пожизненного, моногамного, регистрируемого. «Брак, кончающийся смертью одного из супругов, оттесняется с монопольной в былом позиции другой формой брака — браком, который кончается тем, что партнеры расходятся (из них почти половина со временем вступает в новый брак). Что будет дальше, сказать очень трудно. Не исключено, в частности, что со временем пожизненный брак вновь завоюет большую симпатию людей».
В конце концов махнуть бы рукой — разводитесь! — если б не вопросы народонаселения, тоже чертовски противоречивые. Вопросы серьезные, от них не уйти.
Так почему же народ разводится? Из-за чего мог «устареть» крепкий брак? Что теперь делает невыносимыми роли мужа и жены чаще, чем когда-то? Чем объясняется чрезвычайная взрывчатость современного брака по любви?
Г. И. Наан считает, что причины узнать можно, однако над нами довлеет дурацкая уверенность, что мы и без науки знаем, что такое любовь и что такое брак. А между тем интимные отношения надо, мол, изучать, пользуясь современной технологией мышления, не игнорируя раздражительные факты, не пренебрегая статистикой.
Что можно возразить против такой уверенности? Только одно: есть болезни особого рода. Если их и можно лечить, то лишь в определенном смысле. Это болезни роста.
Не оттого ли взрывается супруг, что болезненно преодолевает инерцию своего безусловного верховенства, долго державшегося в уставе семьи и резко подорванного в последние десятилетия?
Не оттого ли «беглость» жен, что возникли неопределенности, когда сам черт не знает, кем женщине лучше быть?
Болезни роста не излечимы, но облегчаемы. Что предложит на этот случай новая теория пола?