Брошенная
Шрифт:
— Конечно, я, — рассмеялась Марина. — Паспорт показать?
— Ты это, чего… пластическую операцию сделала?
Теперь был черед Марины уставиться на нее с открытым ртом. Дядя Витя воспользовался паузой и проскользнул в квартиру, а жена и не подумала его задержать.
— Ничего я такого не делала, — сказала Марина. — Постриглась да покрасилась.
— А что случилось-то? Может, наследство получила?.. Да погоди ты, не смейся, я просто узнать хочу, от чего женщины вдруг так расцветают.
— Муж от меня ушел, — пояснила Марина и стала открывать дверь в свою квартиру.
— Счастливая! — вздохнула ей вслед соседка…
Квартиру поблизости
— Девушка, вы не квартиру ищете?
Теперь ее опять стали называть девушкой. Опять, потому что ей скоро тридцать, или опять, потому что она и вправду помолодела? В последнее время к ней чаще обращались: женщина! Не походила она на девушку. И одежду носила темную, и вечные бабские кудряшки на голове. Как говорится, без вариантов…
— Дней на семь-восемь, — кивнула она старушке.
Та явно обрадовалась, но вслух сказала:
— Вам повезло. У нас на улице уже все переполнено. Соседка даже в сарай взяла… А ко мне из Воркуты обещались приехать. Мои старые постояльцы, я для них и держала комнату. В последний момент у них там что-то случилось, вот я и осталась на бобах…
Она осеклась. Теперь получалось, что это Марина ее благодетельница, а старой женщине хотелось, чтобы было наоборот.
Комната оказалась маленькой и чистенькой. Хотя вовсе не такой, какую советовала снять Вика. Невооруженным глазом видно, что удобства здесь во дворе, а рамы на окнах сделаны без форточек и шпингалетов. Намертво. Для проветривания не откроешь. У бабушки в селе были такие окна. Но ничего, если не закрывать дверь, свежий воздух будет поступать. Да и жить-то здесь Марина собиралась только ночью. Спать, ежели точнее. В остальное время — дышать морским воздухом и загорать.
Она оставила в комнате сумку с вещами, переоделась в махровые топ и шорты. Пляжная сумка у нее была приличных размеров, но, как принято говорить, эксклюзив. Виктория смастерила ее собственноручно и сделала аппликацию, вырезав забавную морду тигра со старой майки. А сама сумка — кто догадается! — выбеленный перекисью мешок из-под картошки.
Марина направилась к пляжу. У моря она помедлила, жадно вдыхая морской воздух, пропахший водорослями и дальними странствиями. С утра она была полностью захвачена дорогой, своими перемещениями по ней, скоростью, с которой она переходила из одного ландшафта в другой: город, степь, силуэты невысоких гор, горы, за которыми открылось море…
Был яркий солнечный день, море искрилось до горизонта ровной синей гладью, безо всяких там гребешков и барашков, которые появляются под жестким гребнем ветра.
Отдыхающие расположились по всему пляжу, как если бы кто-то высыпал людей из мешка и они вывалились на гальку кто как упал…
Марина усмехнулась собственному воображению. Сколько времени она вообще так не думала. В смысле не мыслила образами, вот они и получаются у нее неуклюжие, как у больного ребенка.
Она направилась к воде. Сняла босоножки и пошла по кромке прибоя, временами посматривая на берег, чтобы отыскать местечко помалолюднее. Ей не хотелось быть сейчас рядом с кем-то, знакомиться, о чем-то говорить. Ей хватало общества себя самой, не очень знакомой. А если точнее, непознанной. И ей вдруг стало интересно узнать о себе: какая она, чего ей хочется, а главное, что она может?
Неужели
«Замолкни! — строго прикрикнула она на него. — Дай сначала во всем разобраться».
Она так брела себе и брела, как в детстве шлепая по воде босыми ногами, как вдруг совсем рядом оглушительно захохотал какой-то мужчина. От неожиданности Марина вздрогнула и оступилась. И услышала извиняющееся:
— Простите, я нечаянно!
Наверное, сказали не ей, подумалось на мгновение. Но обращались именно к ней. Приподнявшийся с подстилки незнакомец неловко объяснял:
— Никак не могу привыкнуть издавать тихие звуки. Вот и вас напугал. Слушал приемник, а на «Русском радио» хохмят: «Отдам концы… в хорошие руки!» Правда, смешно?
— Правда, — кивнула Марина, рассеянно улыбнулась и пошла дальше.
Она потихоньку стала входить во вкус своей свободы. Не посреди ограниченного кухонного пространства — о таком слове, как «свобода», ей прежде и не думалось — свободе на фоне бескрайней морской сини, безоблачного неба и пока нежаркого солнца, которое не жалило, а нежно ласкало.
Сколько лет она не была на море — два года, три? При том, что на своей машине сюда можно было добраться за два часа. Но она не привыкла ездить на отдых одна, а Михаил упорно избегал совместного отдыха под любыми предлогами. И обещал, обещал, что вот на следующее лето непременно…
Она могла бы ездить на море, как когда-то, с родителями, но ей было неудобно — как так, без Михаила? Единственное, на что она обычно решалась, так это провести несколько дней отпуска на даче родителей.
И вообще, что ее муж о себе возомнил? С чего вдруг решил, что Марина хуже его? Что ее надо стесняться?..
Ишь как ее пробирает! Запоздалое возмущение. Что-то раньше она этому не противилась.
Главное — такие хохмы, наверное, можно было проделывать только с ней! — сам Михаил на море бывал. То на семинаре молодых специалистов в Дагомысе, то в творческой командировке в Сочи…
Однажды он приехал из командировки не то в Курск, не то в Тверь с отличным морским загаром, но она отчего-то постеснялась спросить его об этом. Можно подумать, что была не его законной женой, а так, приживалкой! Уговаривала себя, что ей это только кажется. Ведь не пойман — не вор, тем более что он так складно объяснил: директор фабрики — этакий негодяй! — пригласил его к себе на дачу и заставил вкалывать почем зря, а отказаться было неудобно, потому что от него так много зависело…
Догадывалась — да чего уж там, точно знала: врет! Он всегда так нарочито не отводил глаз, честно пялился в ее глаза, когда говорил неправду. Будто это врала она, Марина. Не он, она смущалась и холодела: врет, но как это докажешь? Скажет, что у нее от ревности едет крыша…
Почему она раньше не замечала убогости своей семейной жизни? Каждый день одно и то же, серое и привычное, как один и тот же сон, который знаешь наизусть, а он все снится и снится…
Наверное, поэтому она самой себе и всем желающим рассказывала сказки о счастливой семейной жизни. Муж в этих сказках был внимательный, добрый, любящий. А что поздно домой являлся, так и этому находилось объяснение: он просто работящий. Трудоголик. Беспокоится о своей семье, пашет как вол, все несет в дом.