Брошенные тела
Шрифт:
— Нет такого вида спорта, которым бы этот мальчишка не увлекался, — улыбнулась Бринн. — Ты тоже будешь играть?
— Подумываю об этом.
— А я снова езжу верхом.
— Правда?
— Как только выдается возможность. Раз в неделю, не чаще.
Когда-то они с Кейтом ходили в расположенную поблизости конюшню. Но он так и остался равнодушен к верховой езде.
— В последний раз взяла с собой Джоуи. У него сразу получилось, хотя надеть шлем его не заставишь.
— Таков уж характер. Но не волнуйся, сегодня для лакросса он у меня будет и в шлеме, и в маске для лица.
Кейт
— Будем только мы с ним. Двое мужчин.
После стольких лет в разводе, когда прошлое уже глубоко похоронено, пусть и не до конца забыто, Кейт все еще не осмеливался упоминать при ней о возможных встречах с другими женщинами. И это казалось Бринн забавным, хотя и трогательным тоже.
— Как дела в полиции штата?
— Все по-старому. Я слышал, они взяли ту женщину? Которую ты спасла той ночью.
«Которую я спасла…»
— Наверное, можно сказать и так. Она подписала признание.
— А верно, что дело могло принять скверный оборот, как об этом судачат?
Услышав о событиях у озера Мондак, Кейт позвонил, чтобы узнать, все ли в порядке с Бринн. Ее не оказалось дома, на звонок ответил Грэм, и хотя мужчины всегда были подчеркнуто корректны друг с другом, Кейт на этот раз закончил разговор, как только выяснил, что ей ничто не угрожает. Остальное он мог почерпнуть из выпусков новостей и от коллег по работе.
Теперь они прислонились к перилам террасы, и Бринн поведала ему подробности. По крайней мере, некоторые из них. Он был поражен. Причем в большей степени не перестрелками, «боло» и «копьем» из бильярдного кия, а «компасом».
— Ты сумела его смастерить?
— Да.
Он заулыбался, что случалось с ним редко, и попросил рассказать, как ей это удалось.
Потом воцарилось молчание — тягостное и неловкое.
Когда же стало очевидно, что Бринн не торопится по своему обыкновению сесть в машину и уехать, Кейт сказал:
— Я пристроил новую веранду.
— Джоуи мне говорил.
— Хочешь взглянуть?
— Конечно.
И он повел ее к заднему двору своего дома.
В один из последних майских выходных Харт вошел в таверну, располагавшуюся в Старом Чикаго на Уэллз-стрит близ Северной авеню. Район сильно изменился с тех пор, как он поселился здесь еще в семидесятых. Стало намного безопаснее, но пропала своеобразная, неповторимая атмосфера. Люди хорошо оплачиваемых профессий потеснили обитавший тут прежде разношерстный люд: случайных постояльцев дешевых гостиниц, уличных певцов и джазовых музыкантов, пьяниц и проституток. Дорогие винные и сырные бутики вкупе с магазинами экологически чистых продуктов пришли на смену простеньким мини-маркетам и круглосуточным распивочным. От «Орла из Старого города» — одного из лучших клубов, где выступали певцы в стиле кантри, не осталось и следа, а вот комедийный театрик «Секонд сити» был на прежнем месте и, должно быть, пребудет там до скончания века.
Бар, куда вошел сейчас Харт, тоже появился уже после «Кантри клаба», но и он не был чем-то новым — порождение времен повального увлечения диско. Суббота, половина третьего пополудни, и в заведении всего пять человек: трое сидели за стойкой, разделенные пустовавшими высокими стульями. Нечто
Затаившись на полтора месяца, Харт почувствовал себя одиноко, и его потянуло в свой город, в знакомый квартал. Соскучился он и по работе. Теперь, зная, что Мишель Кеплер за решеткой и, по сведениям от осведомителей в тюрьме, оставила попытки заказать его убийство, Харт решил, что может спокойно всплыть на поверхность и вернуться к обычной жизни. Поразительно, но во время допросов она, по всей видимости, не навела полицию на его след.
Он грузно опустился на стул.
— Бог ты мой! Терри Харт! — Круглолицый бармен пожал ему руку. — Сколько лет, сколько зим!
— Пришлось уехать в длительную командировку.
— Куда занесло в этот раз? Что будешь пить?
— «Смирновскую» с грейпфрутовым соком. И сделай мне гамбургер средней прожарки. Без картошки.
— Сию секунду. Так где ты был?
— Сначала в Новой Англии. Потом какое-то время во Флориде.
Бармен смешал ему напиток, а грязно-зеленый листок с заказом Харта приколол у окошка в кухню и нажал на звонок. Из окошка высунулась темнокожая рука, схватила листок и исчезла.
— Флорида… Когда я там был в последний раз вместе с женой, мы целыми днями просиживали на террасе. На пляж сходили всего один раз, перед самым отъездом. На террасе мне нравилось больше. И как же мы там ели! Особенно крабов. Обожаю тамошних крабов. А ты в каком месте останавливался?
— В небольшом городке рядом с Майами.
— Мы тоже. В Майами-Бич. Но что-то ты не очень загорел, Терри.
— Я никогда не загораю. Это вредно. — Он опустошил свой бокал.
— Должно быть, ты прав.
— Налей мне еще, — подвинул он бокал в сторону бармена и огляделся. Взялся за новую порцию коктейля. Крепкое пойло. И наливали в такой час до краев. Через несколько минут вновь раздался звоночек, и перед ним поставили тарелку с гамбургером. Он не спеша принялся за еду.
— Так что, Бен, в городе все тихо?
— Да вроде бы.
— А здесь обо мне никто не справлялся?
— Ха!
— Что значит «ха»?
— Прозвучало, как в каком-нибудь кино. Как у Джеймса Гарнера. [36] У детектива, ну, знаешь, типа частного сыщика?
36
Джеймс Гарнер — известный американский киноактер, ныне уже не снимающийся.
Харт улыбнулся и глотнул из бокала. Потом снова принялся за еду. Гамбургер он держал в левой, раненой руке. Он вообще старался использовать ее как можно чаще. Мышцы поначалу слегка атрофировались, но теперь в них возвращалась былая сила. Только этим утром он закончил полировку шкатулки, которую начал делать еще в Висконсине, самой мелкой наждачной бумагой и работал в основном левой рукой. Вещица получилась красивая; он по праву собой гордился.
— Пока я был здесь, никто тобой не интересовался, — сказал бармен. — А ты ожидал кого-то?