Брусиловский прорыв

Оськин Дмитрий Прокофьевич

– 9-я армия: 12-й армейский (три пехотные, одна кавалерийская дивизии), 11-й армейский (две пехотные дивизии), 23-й армейский (две пехотные дивизии), 18-й армейский (три пехотные и одна кавалерийская дивизии), 3-й кавалерийский (одна пехотная и две кавалерийские дивизии) корпуса. Резерв – одна пехотная дивизия и одна казачья дивизия.

Сосредоточение сил было немалым (если в мае противники имели миллион бойцов с обеих сторон, то в сентябре южнее Полесья дралось уже до трех миллионов!) однако, конечно, теперь это не могло помочь: 3–7 сентября русские вновь и вновь безуспешно штурмовали позиции противника. Удивительно, но факт: в это время разочарованный июльскими неудачами тыл боялся, что русские понесут новое тяжелое поражение, что станет началом нового отступления в глубь империи. Так, бывший премьер-министр граф В. Н. Коковцов вспоминал, что в конце лета «все опасались новых неудач на фронте, говорили открыто о возможности захвата Петрограда и необходимости заблаговременной эвакуации его…» [235] . Иными словами, в тылу

предпочитали вести разговоры о внутреннем положении страны и государственной власти, а не работать, сжав зубы, на войну.

235

Коковцов В. Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1911–1919. – М., 1991. С. 458.

Втянувшись в сражение за укрепленные полосы, русские растянулись и подставили свои фланги, которые теперь нечем было обеспечить: передача Особой и 3-й армий в состав Западного фронта означала, что больших резервов на Юго-Западном фронте опять не будет. Германцы же перегруппировались и 14-го числа нанесли сильный контрудар на участке у Корытницы, занимаемой ударной группой из 1-го Гвардейского (Гвардия была передана в 8-ю армию), 8-го армейского и 4-го Сибирского корпусов, захватив до трех тысяч пленных. Сибиряки (9-я и 10-я Сибирские стрелковые дивизии) потеряли 48 пулеметов, 3700 винтовок и два полевых орудия [236] .

236

Нелипович С. Г. Виновных в трагедии не искали. Почему? Материалы расследования боя 4-го Сибирского корпуса 14 (27) сентября 1916 года // Военно-исторический журнал. – 1998. № 6. С. 43–45.

Основные бои здесь развернулись в районе так называемого «Квадратного леса» или, по немецкой терминологии – «Яйцевидного леса». На опушках и среди лесного массива погибли тысячи солдат и офицеров с обеих сторон. История германского 19-го ландверного полка так сообщает о сражениях у деревень Свинюхи и Корытница: «Русская гвардия показала, что она является действительно отборной частью. Бои были ожесточенные, наши потери огромны. Пали почти все командиры рот. Русские держались до конца и бесстрашно умирали, не отступая ни шагу» [237] .

237

Цит. по: Бекман В. Немцы о русской армии. – Прага, 1939. С. 24.

Эти сражения стали очередным шагом на пути к подрыву моральной устойчивости войск, проявлениям отдельных инцидентов неповиновения боевым приказам, укоренению психологии пораженчества. Первым явлением, как говорилось выше, стали проклятия командирам со стороны безнадежно атаковавших Ковель гвардейцев. В сентябре – новый этап морального разложения солдатов и офицеров, отчетливо видевших, что продвинуться вперед ударом в лоб невозможно, но вынужденных вновь и вновь бросаться в атаки, подталкиваемые приказами высших штабов. Комкор-8 ген. А. И. Деникин с ужасом вспоминал: «…к осени, после прибытия больших немецких подкреплений, установилось какое-то равновесие. [8-я] армия атаковала в общем направлении от Луцка на Львов – у Затурцы, Шельвова, Корытницы, вводила в бой большое число орудий и крупные силы, несла неизменно очень тяжелые потери и не могла побороть сопротивления врага. Было очевидно, что здесь играют роль не столько недочеты управления и морального состояния войск, сколько то обстоятельство, что наступил предел человеческой возможности. Фронт, перенасыщенный смертоносной техникой и огромным количество живой силы, стал окончательно непреодолимым и для нас, и для немцев. Нужно было бросить его и приступить, не теряя времени, к новой операции, начав переброску сил на новое направление… В начале [сентября] еще как-то верилось в возможность успеха. Но скоро не только среди офицеров, но и в солдатской массе зародилось сомнение в целесообразности наших жертв…» [238]

238

Деникин А. И. Очерки русской смуты. Борьба генерала Корнилова. Август 1917 г. – апрель 1918 г. – М., 1991. С. 164.

И лишь теперь войска 7-й и 11-й армий должны были совместными действиями наступать на Львов. Но что это мероприятие могло дать в условиях, когда австрийские армии стали чуть ли не наполовину состоять из германских войск, а львовское направление вообще защищала Южная германская армия ген. Ф. фон Ботмера? Вдобавок немцы поспешили укрепиться так, словно бы они находились во Франции, где искусство полевой искусственной фортификации достигло своего совершенства. С 3 сентября, в течение недели, русские наступали по всему фронту и везде были отражены. В. В. Вишневский вспоминает о боях под Свинюхами следующим образом: «Истребление Гвардии! Атаки 3 и 7 сентября! Никакой артиллерийской подготовки не было. Перед нами густые ряды немецких проволочных заграждений, сквозь которые немыслимо пройти. На проволоке повисли сотни трупов егерей. Под ураганным орудийным и пулеметным огнем мы несколько раз выходили из окопов и с криком «ура» бросались на проволоку. Падали убитые и раненые. Утопая в жидкой осенней грязи… Более жестокой, более бессмысленной битвы я не видел ни до, ни после боев у Свинюх. Что может быть ужаснее армии без руководства!» [239]

Однако великий князь Павел Александрович так и остался на посту командира 1-го гвардейского корпуса.

239

Вишневский В. В. Собр. соч. В 5 т. – М., 1954. Т. 2. С. 747.

Русские пулеметчики

Успехи на всех направлениях ограничивались исключительно тактическими выгодами, причем германцы старались повсюду наносить немедленные контрудары, дабы выровнять фронт. Неприятель, выиграв за лето время, сумел из последних сил зацепиться за новые рубежи обороны. Казалось бы, что необходимо лишь минимальное усилие, дабы вновь опрокинуть австрийцев, чьи потери за лето превысили все возможные и невозможные пределы. Немногочисленные германские части, расставленные на наиболее опасных участках фронта, возможно, и не сумели бы удержать яростный напор русских, подобный майскому наступлению. Но этого напора русские теперь и не могли дать.

Тщательно и бережно взлелеянные за зимнюю передышку кадры были беспощадно истреблены в летних сражениях под Ковелем, куда шли лучшие резервы. В сентябре приток пополнений на Юго-Западный фронт практически прекратился, так как в войну вступила Румыния, и требовалось уделить преимущественное внимание 9-й армии ген. П. А. Лечицкого, действовавшей на стыке образовавшегося русско-румынского фронта. Всего за летний период Юго-Западный фронт разновременно получил на усиление тридцать пять пехотных и три кавалерийские дивизии (отсюда и перевес над противником в более чем триста тысяч человек, при том, что в начале наступления (к 22 мая) этот перевес был вдвое меньше). Но ген. А. А. Брусилов не оправдал надежд Ставки и страны, продолжив все лето бросать войска в топку «ковельской бойни».

В свою очередь, австро-германцы делали все возможное, чтобы усилить качество своих изрядно потрепанных летними боями войск. В 1916 году немецкое командование приказало формировать части специального назначения – штурмовые батальоны при каждой армии или сводной группе; кроме того, каждая рота должна была иметь один штурмовой взвод. Именно на эти части выпадала участь служить острием при атаках и контратаках.

Первоначально штурмовые батальоны формировались на Западном фронте, где противоборствующие стороны не могли выйти из тупика вязкой позиционной борьбы. Но затем эта практика распространилась и на Восточный фронт. Более того – в конце лета 1916 года к формированию штурмовых батальонов приступило и австро-венгерское командование, для чего австрийские офицеры откомандировывались во Францию, дабы ознакомиться на практике с действиями специальных частей. Смысл создания штурмовых войск предстает, например, в приказе командующего 7-й германской армией (Франция) ген. Р. фон Шуберта от 13 сентября 1916 года: «Специальное обучение штурмовому делу становится совершенно необходимым. Продолжительность войны, развитие технических средств противника и успехи его пехоты, наконец, трудности, представляемые окопным боем как для офицеров, так и для солдат, все это заставляет не только усилить наступательную мощь пехоты и саперов, но и отдать в распоряжение командного состава какую-нибудь часть специального назначения, обученную с особой тщательностью» [240] .

240

О штурмовых частях Германской и Австро-Венгерской армий, б.м., 1917. С. 2, 14–15.

Противник сумел рационально использовать свои резервы, распределяя их по оперативным группам, перебрасывавшимся с одного участка фронта на другой, в зависимости от степени тяжести создававшегося там кризиса. Ученый пишет, что остановить русское наступление «в большой степени удалось именно путем заблаговременного создания сильных резервов и быстрой переброски подкреплений. Однако на первом этапе противник увлекался нагромождением резервов, что ослабляло войска первой линии, в несколько раз иногда уступавшие по численности атакующим. Только к осени была выработана система ударных резервов, находящихся в распоряжении командующих многочисленными оперативными группами» [241] .

241

Нелипович С. Г. Брусиловский прорыв. Наступление Юго-Западного фронта в кампанию 1916 года. – М., Цейхгауз, 2006. С. 42.

Впрочем, и в России еще был сравнительно мало затронутый ожесточенными боями род войск – кавалерия. Недостаток железнодорожных возможностей и транспортных мощностей вообще в деле подвоза резервов к местам боев было возможно, хотя и в частичном масштабе, восполнить активными действиями кавалерии по изоляции района операции от подхода резервов противника. Как писал Н. Н. Головин, «одной из причин того, что Галицийская победа в 1916 году не дала тех стратегических результатов, которые можно было ожидать, является то, что требуемые для этого оперативные перевозки оказались совершенно не под силу нашим железным дорогам» [242] .

242

Головин Н. Н. Военные усилия России в Мировой войне. – М., 2001. С. 278.