Бруски. Том 1
Шрифт:
Широковцы засмеялись, и в смехе кто-то сказал:
– Везет Гурьяновым!
– Давай дальше, Кирилл Сенафонтыч!
Кирилл вновь полез в шапку за жребиями.
В стороне к Плакущеву подошел Павел Быков. Он замычал, заревел. Илья Максимович не сразу понял, о чем он мычит, тыкая рукой на Кирилла Ждаркина, но когда догадался – у него побледнело лицо, затряслись ноги, и по спине побежали холодные мурашки.
– Зря, Паня, зря! Болтают все это. Ты приходи ко мне, я те
Павел рычал… И Илья Максимович увидел: Павла кто-то сильно растравил, Павла не удержать. Тогда он, крепко тряхнув его за плечи, подделываясь под его язык, забормотал, показывая на Огнева:
– Не-е… Не Кирька, болтают… а во-но, во-но, Огнев!
– Ур? Ур?
– Да! Тракторщик… Ульку вот эдак да и под себя, а не Кирька…
Сказав это, он тут же отбежал в сторону.
6
В седьмой сотне первому полив достался Митьке Спирину.
– Ну, благослови, – заговорил он, подтягивая штаны, и оглянулся на Степана Огнева. – Аль теперь нельзя о боге-то? – И тут же подогнал свою жену: – Елька, заходи… Не пускай к чужому воду… – Доской перегородил горловину канавы, копнул лопатой край насыпи. Вода хлынула на загон с картофелем. – Держи! Держи! – Митька метнулся к Елене. – Не пускай к Никите на загон… Вот так. Э-э, дура!
Вода по лункам, достигнув противоположного конца загона, начала пыхтя подниматься, заливать вялые зеленя картофеля. Но у Митьки на загоне беда: бугорок. Сколько ни льет Митька воды на загон, вот уже прошло больше часа, загон уже в болото превратился, пена вспучилась, – бугорок все сухой. А Митьке страх как хочется залить бугорок.
«На нем, почитай, пудов пять картошки уродится, а не полей – пропадет», – рассуждает он и, увязая по колено в грязи, топчется около бугорка, гонит на него лопатой воду, – бугорок сухой.
А на плотине – около Степана Огнева, Кирилла Ждаркина и Захара Катаева – сгрудились мужики, они говорили о дожде, о машине… Около них вертелся Павел Быков.
– Эх, ты, чертушка, – смеялся над ним Яшка.
–
Пахать бы на тебе залог.
– Ур? Ур? – сердито уркал Павел и исподлобья глядел на Степана Огнева.
– Ему трактор. Больно уж трактор полюбил, – говорили мужики. – Звонить на церкви бросил… Трактором ревет теперь.
– Айда к нам, трактористам! – звал его Яшка.
– Ур! Ур!
– Опять – ур… Зауркал… Сродили тебя, видно, при молитвах, коль ты такой.
А те, кому предстояла очередь поливать, стояли около своих огородов и злились, глядя, как Митька Спирин увязает в топи загона. Никита Гурьянов уж не раз, сначала легонько, потом громче, наступал:
–
– А мы поглядим, а мы увидим, загоним, – тараторил Митька и загонял: – Елька, гони!
Под конец Никита не выдержал:
– Что ж, в самом деле, на полив дано двадцать четыре часа, а он третий час держит. Будет! Не оставаться же через твой бугорок без поливу, – и хотел Никита ковырнуть лопатой землю и пустить, воду к себе на огород.
– И-и-и-и! И не моги! – заорал Митька. – Тебе все мало! С бабой, что ль, захотелось полежать? Успеешь, ночь-то длинна!
– Небось, – вступился Петька Кудеяров, – советскую власть защищать не ходил, на печке бока грел, а теперь как что, так первый норовит… Тебе не грех и совсем не давать.
У Никиты затряслась рыжая борода.
– Да ты… да ты и сам-то все больше в тылу акулил, – выпалил он. – Воевал! Воевал ты вон с самогонкой.
– Нет, врешь, – одернул его Митька Спирин. – Он вместе со мной дрался.
Где дрался и как дрался, он не сказал, но Никиту этим ошпарил. Тогда и Никита кинулся на него:
– Вояки! С самогонкой оба воюете. А ты, Петька, знаю ведь я, как к бандюку Карасюку подлаживался.
От такого напора Петька опешил. Сначала он ругнул себя за то, что вмешался не в свое дело, но схватка началась и отступать ему не хотелось. Он сорвался с места и во всю глотку, думая криком перебить Гурьяновых, заорал:
– А раз самогон, ты должен в милицию… А не тут языком хлопать… Знаешь, за такие дела?
– В милицию? И в милиции такие же сидят, – тихо проговорил Никита. – Вояки. Все вы вояки около баб. – И тут же, не дожидаясь общего согласия, ковырнул лопатой землю, крикнул: – Будет! Постановляем большинством. Будет!
И вода хлынула на его полоску.
– Загороди! Сказываю тебе, загороди! – Митька метнулся на него. – Загороди, а то вот дам по сопатке! Это тебе не старый режим, – и вгорячах толкнул кулаком Никиту в грудь.
Никита, отступив на шаг, сунул Митьке в зубы лопатой, сказал:
– На! Толкаться не будешь.
– А-а-а! – взвыл Митька и, зажав грязными руками рот, присел на корточки. – А-а-а! Убили!
Брызги полетели во все стороны. Спирины с ревом кинулись на Гурьянова, Гурьяновы – на Спириных. От гама галки на ветлах шарахнулись во все стороны. Потом гам оборвался, его заменили глухое рычание, удары кулаков, хруст, звон лопат. Гам сорвал мужиков с плотины. Они кинулись к седьмой сотне и, разнимая, невольно вступили в драку. На гам побежали мужики и бабы из улиц.