Брюнетка в черном джипе
Шрифт:
Вика загадочно улыбалась в кресле, вновь разглядывая переплетение ветвей за окном.
— Интересно, что она там видит? — грубовато хмыкнул Сыч, ощущая где-то внутри себя приступ необъяснимой нежности.
— Наверное, лучше всего этого никогда не знать. — Влад бросил на Вику взгляд, переполненный любовью. — Хотя я разделил бы с ней все.
. Эти полгода Влад потом вспоминал как самое лучше время в своей жизни.
Однажды вечером Влад удобно расположился у телевизора, десять минут назад уложив Вику в кровать, пожелав ей спокойной ночи и нежно поцеловав в щеку. Лениво пощелкав кнопками
«Всем либо клубничку, либо чернуху подавай!» — хмыкнула Влад про себя и открыл банку пива, заранее приготовленную на вечер.
Шла обычная постановочная передачка, в которой третьесортные актеры изображали главных героев реального происшествия. А бодрый мужской голос за кадром жизнерадостно комментировал происходящее, вклинивая между картинкой мнения специалистов. Речь шла о групповом изнасиловании. Пышнотелая красавица, играющая жертву, выглядела крайне неубедительно, зато над компанией насильников гримеры постарались, сделав из них нечто среднее между Квазимодо и Кощеем Бессмертным. Влад хмыкнул про себя, в очередной раз поразившись убожеству столичных журналистов, и переключил канал.
И в ту долю секунды, когда криминальная передача уже закончилась, а музыкальный клип еще не начался, каким-то внутренним слухом, чутьем, обонянием, спинным мозгом Влад почувствовал в комнате присутствие Вики. Он резко оглянулся, молясь про себя, чтобы это ему всего лишь показалось, примерещилось, но чуда не произошло.
Вика стояла в дверях на пороге комнаты и совершенно безумными глазами смотрела на мерцающий экран телевизора, в котором на данный момент изо всех сил дрыгалась, изображая паралич или судороги умирающего, очередная попсовая певичка.
Тишина длилась несколько столетий. У Влада заложило уши. Он поднялся из кресла, опрокинув банку с пивом, Вика попятилась, вытянув перед собой руки, словно защищаясь от идущего к ней мужчины, от этого неожиданного знания, свалившегося на ее голову, от накатившей вновь боли и понимания того, что все это случилось именно с ней.
— Это все было со мной? — хрипло спросила она. — Это не кино? Да? Не страшный сон, который мне приснился? Это было на самом деле?
— Викуля, хорошая моя, — попытался успокоить ее Влад, медленно приближаясь. — Все уже давно в прошлом, можно считать, что ничего не было, я люблю тебя, я жизнь за тебя отдам, я сделаю все, что только ты захочешь! Дороже тебя у меня никого не было и нет…
— Это не сон, — как заведенная повторяла Вика. — Их было четверо, и это не сон…
Ее глаза наполнились слезами. Вернувшаяся память заставила ее согнуться, съежиться, даже уменьшиться в размерах.
— Викуля, послушай, — попробовал пробиться к ее сознанию Влад. — Мне наплевать на то, что произошло, я люблю тебя, я хочу быть с тобой, вместе мы все это забудем как страшный сон, да это и был страшный сон, не больше…
— Ты говоришь, что ты любишь меня? — Вика вскинула на Влада горящие глаза.
— Да, — изо всех сил закивал Влад. — Я сделаю для тебя все, ты только скажи!
— Тогда
Влад подошел к ней, очень осторожно, чтобы не напугать, притянул к себе:
— Я сделаю так, что ты забудешь обо всем. Я тебе обещаю!
Вика всхлипнула и несмело, очень медленно обвила его шею руками.
Влад прижимал к себе вздрагивающее девичье тело, и сердце готово было выпрыгнуть у него из груди.
— Я люблю тебя, — шепнул он куда-то в черные спутанные во сне волосы.
Вика едва заметно, чуточку сильнее сжала руки.
Подготовка к свадьбе шла полным ходом, Влад носился, обезумевший от счастья, возил Вику по самым дорогим магазинам, выбирая свадебное платье. Вика улыбалась вымученной улыбкой, но Влад старался этого не замечать. Время — лучший доктор, уверенно предполагал он. Пройдет время, и Вика успокоится, все забудет, нельзя же вечно жить этими жуткими воспоминаниями, его любовь и терпение в конце концов победят ее депрессию, и впереди их ждет радостная и счастливая жизнь.
Вика вернулась к работе, но все, что она раньше делала с удовольствием и с трудолюбивым рвением, теперь, казалось, превратилось для нее в обузу. Она словно заставляла себя улыбаться, заниматься делами, одновременно с этим существуя совсем в другом, параллельном мире, пугающем своей реальностью. Влад тормошил ее как мог, стараясь все же сильно не нажимать, — ему просто хотелось, чтобы Вика поняла, что сиюминутные радости, вроде солнца за окном или утренней чашки кофе, куда важнее, чем груз ее воспоминаний. Влад делал все, чтобы в этом мире не клалось ничего, что могло бы напомнить Вике о случившемся. Злосчастная квартира была выкуплена и продана, а официантку, которая позволила себе взглянуть на Вику с жалостью, Влад сразу же уволил. После чего собрал у себя в кабинете весь персонал ресторана и жестко заявил, что каждого, кто позволит себе взглядом, или жестом, или словом напомнить Вике о том, что произошло, он уволит немедленно, причем сделает это так, что никто из уволенных уже никогда не сможет устроиться на работу куда бы то ни было.
По вечерам Вика улыбалась ему благодарной, усталой улыбкой, подставляла для поцелуя щеку и уходила на ночь к себе в комнату. Влад не торопил события. Он понимал, как ей трудно и больно сейчас, хотя иногда ему до безумия хотелось заключить ее в объятия, поднять ее невесомое тело на руки, отнести на расстеленную кровать и своей любовью снять с нее это проклятие воспоминаний.
До свадьбы оставалось три дня, когда Влад, придя с работы домой, обнаружил в своей квартире одну заплаканную Марью Ивановну.
— Она не стала меня слушать, — причитала старушка, утирая слезы. — Я уж останавливала ее и так, и этак, но у меня ничего не получилось. Она бледная вся, в гроб краше кладут, вышла из своей комнаты и пошла. Я ее спрашиваю: «Куда?» — молчит, я ей: «Дождись Владика», а она как зыркнет дикими глазами, отодвинула меня в сторону и уже у дверей повернулась и говорит: «Передайте ему — спасибо за все и не нужно меня искать»… Господи, дитятко, куда же ты отправилась?! Где же ты теперь?!
Влад повернулся и выбежал из квартиры.