Брызги шампанского

Совицкая Мария

– Конечно, любимый. Я подожду тебя.

Антон с наслаждением мылся под душем, смывая усталость и негатив от рабочего дня. Вылез, покрутился перед большим овальным зеркалом, остался недоволен… За год семейной жизни отрастил такой живот на Ленкиной стряпне, что весь гардероб менять пришлось. Надо бы в спортзал записаться… Да и не ужинать.

Молодой человек подумал, лег на пол прямо в ванной и начал делать скручивания. Услышал, как зазвонил его телефон, и решил трубку не брать, пока хотя бы пятьдесят раз не сделает. А телефон все звонил не переставая...

– Лен,

ответь, пожалуйста!

Он услышал, как жена сказала "Алло" - и больше ничего. По-видимому, она ушла на кухню или в гостиную.

Интересно, кто так настырно ему названивает? Неужели с работы? Достали, блин, отдохнуть не дают совсем...

Десять раз… Все, на что его хватило. Мышцы живота ныли, он с трудом поднялся. Все, пора за себя браться, а то уже тяжеловато.

– Лен, знаешь, я сегодня без ужина.

– А что такое?

– Ну посмотри, пузо какое! Ты почему мне ничего не говорила, что я на беременную бабу уже стал похож?

– Ой, да брось ты, пузо у него! По мне, так ты отлично выглядишь! Кстати, тебе звонили, номер-то не определился… Молодой человек, просил, чтобы ты перезвонил Алексею Ветрову.

Антон не верил своим ушам. Алексей Ветров… О Господи! Такого просто быть не может… Молодой человек неожиданно начал задыхаться. Правый бок пронзила острая, сильная боль, в глазах потемнело, голова закружилась… Он начал оседать на пол.

– Антон… Господи, да что с тобой! Милый, глотни воды… - Лена побежала на кухню, вернулась со стаканом воды. Он еще стоял на ногах, держась за стену, но силы его оставили, и Антон рухнул на пол, потеряв сознание.

– Я сейчас скорую вызову! – его бедная жена заметалась от мужа к телефону.

Алексеем Ветровым звали человека, тело которого он месяц назад похоронил в Волге.

* * * * * *

В платной палате Центральной городской больницы было светло, просторно и почти по-домашнему уютно. Стены оклеены бело-зелеными обоями, навесной потолок, на полу – мягкий бежевый ковер. Евроокна не пропускают шум машин с Ленинградского шоссе. Кровать вообще как в лучших гостиничных номерах – мягкая, широкая аккуратная тахта. При палате есть отдельный душ и туалет. Далеко не каждому доступно лечение в такой палате…

Но Горячеву было наплевать, в какой палате находиться, какой врач окажет ему помощь… Ему было очень плохо. Даже хуже, чем во время службы в армии, на таджикской границе, когда наркоторговец-таджик при задержании воткнул ему нож в плечо, прокрутив его там несколько раз, оставляя вместо крепкой молодой плоти куски рваного мяса.

Тогда Антон был пострадавшим. В санчасть приходил командир, товарищи. Было, конечно, очень больно, но он чувствовал себя героем – таджика все-таки задержал, товарищи подоспели. А сейчас… хотелось просто умереть, покоиться на дне той же Волги, где теперь навсегда останется мертвое тело худосочного несчастного астматика-сироты, которому и без Антона в жизни не повезло. Во всем произошедшем молодой человек винил только себя,

не вспоминая своих соучастников и полное одобрение их действий генеральным директором.

Антона била крупная дрожь, бок все так же болел, голова кружилась.

– Господи, - шептал он, - помоги мне, чтобы меня это отпустило… Я сам его достану оттуда. И останусь вместо него. Как же я мог-то? Лишить жизни этого несчастного…

Дверь палаты скрипнула, и Антон в бессилии откинулся на подушки, закрыв глаза. Меньше всего он хотел, чтобы его слабость увидел тесть или еще хуже – жена.

В палату зашел солидный пожилой врач и его тесть Виктор Степанович. Тесть, склонив голову, с важным видом слушал медика.

– Тяжелый нервный срыв и переутомление. Молодой человек явно слишком много работает? Мало спит? Часто отправляется в дальние поездки? – на каждый вопрос врача начальник налоговой утвердительно кивал.
– Лечить можно и нужно, но именно сейчас, позже будет трудно… Уже есть проблемы с сердцем, и это в тридцать два года! Он нуждается в хорошем отдыхе, укольчики витаминные поделаем, режим постельный… Начнете сейчас – получите здорового зятя.

– Я с вами абсолютно согласен, доктор… Лечите до последнего, сколько посчитаете нужным. Но если это не так страшно, то почему так проявляется, как будто у него то ли сильный инфаркт, то ли клиническая смерть? Когда я приехал, он такой бледный лежал, трясся весь. У меня дочка чуть с ума не сошла…

– А нервный срыв у всех происходит по-разному. У вашего зятя наверняка когда-то что-то болело, вот теперь любой стресс для него проходит намного тяжелее. Просто эти молодые ребята совершенно не обращают внимания на свое здоровье. Что же, приходится это делать нам, докторам, и таким заботливым родственникам, как вы…

– А я и сделаю, если он такой дурной, что решил себя угробить! Я еще жду внуков, так что прослежу за ним!

– Вот и хорошо, Виктор Степанович. Ну, я пойду. Вы сейчас его не волнуйте, долго не разговаривайте – может устать. И все, я думаю, будет у нас хорошо…

– Спасибо, доктор. Я уже перевел деньги на счет больницы, а это лично вам… - в карман белого медицинского халата перекочевал белый конвертик. Врач, поглядывая по сторонам, быстрым шагом вышел из палаты.

Антон продолжал лежать, прикрыв глаза. Раздражало то, что они говорили о нем как о неодушевленном предмете. Может быть, он вовсе не хочет отдыхать и лечиться. Он сдохнуть хочет. Не может так жить. Но если тесть что-то для себя решил, то сделает. Теперь он решил спасти его, Антона, от мифического нервного срыва. И никуда ему теперь от тестя не деться…

– Сынок, как ты? – Виктор Степанович присел к нему на кровать, распространяя запах «Хьюго Босс», и погладил по руке. В кои-то веки он, похоже, искренне переживал – видно, Ленка пролила перед ним немало слез. – Что же ты себя не щадишь? Все работаешь? Денег тебе мало? Ты скажи, если надо помочь – я дам еще. Ты же мне правда стал как сын…

«С каких пор? Кто-то кричал, что скорее помрет, чем примет меня как зятя, а теперь я стал сыном», - промелькнуло голове у Антона, но он сдержался и ответил: