Брызги зла
Шрифт:
Армия Зла изрядно поредела, и впервые мы получили перевес. Я связался с остальными. Гордону новшество пришлось очень кстати — сатанисты начинали его теснить. Отрад Васильева завяз в руинах разбитых зданий, полностью заваливших и без того неширокую грунтовку, и теперь схватка на его участке приобретала характер позиционной войны, грозя затянуться надолго. С Ковачем связи не было, и это могло значить только одно — он мертв и отряд перестал существовать. Я связался с Гордоном, и мы выделили часть наших сил на переброску в зону Ковача, ослабив и без того понесшие потери роты.
Обстоятельства гибели отрада Ковача стали ясны из сбивчивых докладов прибывших на место
Рев стих. Обломки сорванных с петель ворот с заунывным скрипом раскачивались под порывами неутихающего ветра. Площадь перед нами была пуста. Я связался с остальными. Выделенные для помощи Ковачу взводы напали с тыла на противостоящих Гордону балахонщиков, внеся сумятицу и растерянность в их ряды. Разгром этой вражеской группировки понемногу становился свершившимся фактом. Сложнее обстояли дела у Васильева, но он прочно закрепился на позициях, а время, похоже, работало на нас. Я отправил к нему весь свой отряд, за исключением неотступно сопровождавшего меня десятка выделенных Гордоном профессионалов. Настал наш черед.
— Пойдем, что ли? — буднично спросил я, понимая, что одного они меня не отпустят, и вступил под своды Храма Тьмы, готовый к последней битве.
Ни вспышек заклятий, ни толп обезумевших сатанистов… Ряды кресел, покрытых ворсистым ковром пыли, рваные полотнища паутины в углах — и никого живого или ожившего… Только черный полированный алтарь с пламенеющими на гранях символами…
Алтарь… Кинжал с иглой навершия… Память боли и боль памяти. Я вскрикнул и ударил по ненавистному камню. Ответная вспышка хлестнула мне навстречу. Сполохи разрядов радужными шлейфами метались по церкви, вихрясь и сталкиваясь, пока монолит алтаря не взорвался под моим напором.
Блестя кристаллическими сколами, обломки раскатились по залу. Радужные вихри исчезли, но я настороженно ждал продолжения.
— Это всего лишь камень, смертный! — разнесся под высокими сводами утробный дьявольский бас. — Ты воюешь с камнями, глупец? Или хочешь встречи со мной, безмозглый червяк? Завтра, с первой звездой, в городе!
Невидимый демон захохотал, и
— Отходим! — скомандовал я и выскочил прочь.
За спиной с оглушающим грохотом обрушился храм. К небу взметнулись тучи пыли, и чудилось, что в ней мелькают омерзительные рожи разлетающихся по миру монстров.
Я осмотрелся. С двух сторон на площадь вливались отрады Гордона и Васильева — с уходом Черного заклятье спало с мертвецов, а живые сатанисты лишились остатков боевого духа. Итог схватки оказался предрешен. Иссохшие кости мертвецов белели среди руин; живые трансформировались, пополнив местную фауну экзотическими образчиками. Будет на кого поохотиться удалой молодежи. Пленных мы не брали.
Мы выиграли битву. Черный остался без армии, но на площади собралось не более трети тех, кто сегодня утром вступил в Заборье. Они заслужили славу, погибшие — вечную память, но для них война кончилась, тогда как для меня все еще было впереди.
Остатки боевых заклятий истаяли, и мы беспрепятственно телепортировались в крепость.
Снова вечер. В парке за окном пылали костры, слышался чей-то смех. Играла музыка. Народ праздновал викторию. За столом, в ярко освещенной комнате, собрались те, кому было не до веселья. Напротив меня феей печального очарования сидела Эвелина; справа небрежно откинулся на спинку стула Мастер Битвы; слева, подперев кулаком тяжелый подбородок, хмурился Васильев. В хрустальных бокалах густо-вишневым цветом венозной крови отсвечивало нетронутое вино.
— Схватка неизбежна, — подытожил я наше молчание, — моя личная схватка. Вам в ней места не будет. К сожалению.
— Необходимо эвакуировать жителей, — напомнила Эвелина.
— Как? — Васильев хмыкнул, не отрывая подбородок от кулака. — Кто же бросит годами нажитое, не видя перед собой прямой угрозы?
— Это как раз не проблема, — откликнулся Гордон, — порция инфразвука — и побегут как миленькие. Лишь бы друг друга не подавили в панике.
— Отлично, — согласился я, — утром и начнешь: взрослые торопятся на работу, ученики — в школу. Нам останется только придать им достаточное ускорение, чтобы не останавливались километров десять.
— А старики, а матери с малолетками, а наши люди, наконец? — продолжал сомневаться Васильев.
— Я уведу их в подземелье, — предложила Эвелина, — там, под крепостью, настоящий город. Предки постарались.
— Хор-роши у нас солдатики! — саркастически отметил Васильев, — пересидеть войну в компании с детишками. И где — под юбкой нашей хозяюшки! Весьма недурственно! Я бы тоже не отказался!
Эвелина густо покраснела и сердито посмотрела на Васильева. Тот поперхнулся и замолчал.
— Не ерничай, — счел нужным одернуть его и Гордон, — выгляни в окно: что, по-твоему, похмельная толпа наверху делать будет? С тобой во главе у Дмитрия под ногами путаться? Пусть донорами поработают. Для этого высовываться не требуется — силы я из них в подземелье выкачаю. И из тебя тоже — вон какой бугай вымахал!
Васильев довольно заржал.
— Ну, ежели так, то почему нет? Можно и в подполе посидеть. Как мыши!
За пятнадцать минут мы обговорили детали предстоящей эвакуации, а еще через полчаса разговор подошел к той черте, за которой пора расходиться.
Что мы и сделали.
В эту ночь Эвелина была необычайно тиха и нежна. Много позже я уснул под невесомыми прикосновениями ее тонких пальчиков. Когда же я пробудился, она по-прежнему смотрела на меня, опираясь на локоток. Погрустневшие глаза подчеркивала легкая тень.