БСФ. Том 5. Антология фантастических рассказов

Дюрренматт Фридрих

Маннерхайм. Ваше превосходительство?

Вуд. Русские могут прилететь сюда и заключить с ними соглашение.

Маннерхайм. Совершенно верно.

Вуд. Это почти невероятно, но все-таки возможно.

Маннерхайм. К сожалению.

Руа. Бомбы готовы?

Голос. Готовы.

Вуд. Такая возможность, как ни мало она вероятна, вынуждает нас сбросить бомбы.

Руа. Открыть люки!

Голос. Есть открыть люки!

Вуд. Нам нужна уверенность.

Маннерхайм. Совершенно верно, ваше превосходительство.

Руа.

Бомбы вниз!

Голос. Есть бомбы вниз!

Вуд. На какой мы высоте?

Маннерхайм. Сто километров.

Руа. Полный вперед!

Голос. Есть полный вперед!

Вуд. Как чувствует себя министр внеземных территорий?

Маннерхайм. Оживает.

Вуд. Военный министр?

Маннерхайм. Опять стал прежним.

Вуд. Мне тоже лучше.

Маннерхайм. Завтра заседание кабинета министров.

Вуд. Политика продолжается.

Руа. Бомбы накрыли цель?

Голос. Накрыли.

Пауза.

Вуд. Препротивная история. Но эта Венера ужасна, а люди на ней в конце концов всего лишь преступники. Уверен, что Бонштеттен хотел союза с русскими. Они ломали перед нами грязную комедию.

Маннерхайм. Я того же мнения, ваше превосходительство.

Вуд. Но теперь бомбы сброшены. Вскоре они посыплются и на Землю. Очень рад, что у меня под рукой оказалась такая коллекция атомных игрушек. Рад с точки зрения ведомственной: война для министра иностранных дел все равно что каникулы. Только вот от рыбной ловли придется отказаться. Буду читать классиков, особенно Элиот — он лучше всего меня успокаивает. Нет ничего более вредного, чем книги, которые захватывают.

Маннерхайм. Золотые слова, ваше превосходительство.

ЯПОНИЯ

САКЕ КОМАЦУ

ЧЕРНАЯ ЭМБЛЕМА САКУРЫ

Мелькнула человеческая тень. Он машинально спустил предохранитель, прицелился и затаил дыхание. Впереди тихо покачивался колос мисканта. Высокая пожелтелая трава зашуршала, заколыхалась, и оттуда высунулся крестьянин плутоватого вида с обмотанной грязным полотенцем головой и вязанкой хвороста за плечами.

Тогда он поднялся и шагнул навстречу старику, держа наготове карабин.

Старик в ужасе шарахнулся. Испуганное лицо на миг исказилось злобой, но тут же стало непроницаемым. Тот подошел вплотную.

— Жратва есть? — спросил он. — Я голоден!

Тусклыми, точно высушенная солнцем речная галька, глазами крестьянин смерил его с головы до ног. Под гноящимися веками снова вспыхнул злобный огонек.

Перед крестьянином стоял исхудалый мальчик в рваной, висевшей клочьями одежде. Его шею и тощие, как куриные лапки, руки

покрывала чешуйчатая пыль.

— Ты чего карабином тычешь! — сердито пролаял старик. — Не японец я, что ли?

Парнишка опустил карабин дулом вниз, но на предохранитель не поставил.

— Ты где живешь? — спросил мальчик.

— Недалеко… за горкой, — ответил крестьянин.

— Мне жратва нужна! Сейчас поесть и на дорогу.

Лицо крестьянина снова нахмурилось. Он злился. Еще бы не злиться! Какой-то мальчишка ему угрожает, карабином в грудь тычет. Еще покрикивает. Героя из себя строит. Добро бы действительно солдат был, так не так уж обидно, стерпеть можно, а то сопляк какой-то!..

— Ты что, один или с дружками? — спросил крестьянин.

Мальчик покачал головой. Огляделся по сторонам.

— Один я. Меня в разведку послали. Вернулся. А наших всех перебили. А кто жив остался, видать, в горы подался.

— Всех поймали! — со злорадной усмешкой сказал старик. — Вон по той тропиночке спускались, задрав руки. Их лупили, подгоняли прикладами… даже раненых…

— Не может быть, чтобы всех… кто-нибудь уцелел.

— И ты зря прячешься… Все одно — рано или поздно схватят.

Щелкнул затвор. Крестьянин прикусил язык и взглянул на мальчика затравленными, налитыми кровью, как у быка, глазами.

— В Синсю проберусь к нашим, — упрямо проговорил мальчик, поджав губы. — Там еще крепко держатся.

— В Синсю? — ехидно переспросил крестьянин. — А знаешь, сколько туда добираться? Все дороги охраняются.

— Ничего, без дорог, лесами, горами проберусь.

— Все одно сцапают, — тихо пробурчал старик и тут же, спохватившись, искоса взглянул на мальчика; потом добавил с осторожностью: — Сдавайся в плен… тебе же лучше будет.

Мальчик вскинул карабин.

Ну вот! Слова им не скажи — сразу на рожон лезут. Бешеные какие-то! Такому ничего не стоит пальнуть. И дают же им оружие в руки!

— Пре-датель! — прошипел парнишка сквозь зубы. — Из-за вас проиграли!

— При чем тут мы? — пробормотал старик и торопливо добавил: — И вы не виноваты… На их стороне сила. У них всего вдоволь. А у нас что? Ни одного самолета, ни одного…

— Это не поражение, — упрямо повторил мальчик. — Умереть в бою, не сдавшись врагу… Наши в Синсю будут держаться до конца!

— Тогда всех японцев перебьют.

— А что, по-твоему, лучше холуем быть, лишь бы в живых остаться? — Он говорил таким тоном, точно отчитывал первоклассника. — Даже ребята вроде меня сражаются в смертном бою. Эх, ты!.. А еще взрослый!..

— Старуха у меня парализованная да дочка на шее, — ворчливо ответил крестьянин, — а вы-то что жрать будете, если крестьяне работать перестанут?

Но, увидев, что мальчик снова приходит в ярость, старик повернулся и, сказав: «Пойдем!», зашагал прочь.