Бубновый туз
Шрифт:
— А свое пальто ты, значит, на старое бельишко выручил?
— Здесь мне просто повезло. На барахолке я его купил. Новое досталось. Я его только почистил малость, да и надел.
— А кровь эта откуда на рукавах? — ткнул пальцем Сарычев.
Страх, мелькнувший на лице Сеничкина, через мгновение сменился отчужденно-равнодушным выражением. Сарычев видел, что ему очень хотелось посмотреть на рукав. Вот голова слегка наклонилась, но неожиданно его веки прикрылись, и, вскинув подбородок, он процедил, едва скрывая злобу:
— На
Сарычев довольно хмыкнул:
— Не сомневаюсь. Значит, все-таки с чалкой знаком.
— По молодости получил судимость, честно скажу, — приложив руки к груди, покаялся задержанный. — Из авоськи у одной тетки два огурца стащил. Но больше ничего не было, как на духу говорю!
— И как же тебя звать?
— Болдырев Сергей. Кликуха Гнедой. Спереть я могу, но вот чтобы из «нагана» в кого пальнуть, это никак! Не мокрушник я!
— Тогда почему же ты прятался? Куда свалить решил?
— Да разве я прятался? — возмутился жиган. — Стоял просто.
Сарычева не оставляло смутное ощущение, что он уже встречался с этим человеком, вот только он никак не мог припомнить, при каких обстоятельствах это произошло. Ясно одно — их встреча была короткой, он даже не успел придать ей должного значения. Возможно, что они повстречались мельком…
Стоп! Мельком.
Выдвинув ящик стола, Сарычев вытащил из него кепку.
— Вот, возьми, надень, — потребовал Сарычев.
— А это еще зачем? — удивился жиган.
— Надень, говорю!
— А, понимаю, значит, даришь, начальник. Стало быть, я тебе так понравился, что ты мне решил свою кепку пожаловать. Пальтишко с чужого плеча имеется, теперь вот кепчонка. Эх, разживусь!
— Хватит базарить!
— Только я ведь таких не ношу, не мой фасон. Если только из уважения к тебе, начальник, — напялил он кепку на лоб.
Вот теперь туманный и расплывчатый образ обрел форму, Игнат уже не сомневался в том, что это именно тот самый тип, который выслеживал его в трамвае. Он припомнил даже его шаг — крадущийся, мягкий. Так передвигается только один зверь — рысь, место для следующего шага кошка подбирает тщательно, из боязни угодить лапой в капкан.
Сидящий перед ним человек был из породы самых отпетых хищников. Вряд ли он способен на милосердие. Такие никого не щадят.
Широко улыбнувшись, Сарычев спросил:
— Я у тебя вот что хотел спросить, а огурцы-то вкусные были?
— Какие еще огурцы? — не понял жиган.
— Те самые, что ты у тетки стырил.
Пришел черед улыбаться Гнедому. Лицо его так и светилось: «Провел я тебя, начальник!»
— Не помню, давно это было. Но, кажется, сладкие. С аппетитом, помнится, ел.
— Хватит дуру ломать! — грохнул кулаком по столу Сарычев. Портсигар, лежавший на краю стола, слегка подпрыгнул и со звоном упал на пол. — Где Кирьян?!
— Не знаю я никакого Кирьяна!
— Сними кепку, — сорвал Сарычев с жигана головной убор. — Может, ты и меня не
— Не было этого, — попытался приподняться жиган.
— Сидеть! — опустил руку на плечо жигана стоящий за его спиной красноармеец.
— Тогда почему ты за мной ходил? От безделья, что ли, шарахался?! В общем, так, — спокойным голосом продолжал Сарычев. — Даю тебе сутки, чтобы подумать. Если за это время ничего не вспомнишь, поставлю тебя к стенке. У нас здесь не богодельня. Увести!
Сарычев остался один. Хотелось закурить. Портсигар, раскрывшись, лежал на полу, и папироски, выбившись из-под резинки, торчали веером. Подняв портсигар, Сарычев вытащил папиросу. Осмотрел внимательно портсигар — как будто бы обошлось без царапин. Вещь красивая, памятная. Будет жаль, если поломается.
Закурив, Сарычев вспомнил о том, как однажды пришлось стать обладателем золотого портсигара. Вот это была вещь! Даже расставаться с ней не хотелось. Тогда он только вступал в должность начальника московской Чека и должен был внедриться в банду Кирьяна Курахина. Перед внедрением его экзаменовал сам Дзержинский и остался очень доволен результатами перевоплощения Сарычева. А ведь, по существу, тогда он ходил по краю гибели, и любая случайность могла стать для него роковой. Окажись, например, в банде кто-нибудь из питерских жиганов, и ему просто не дали бы возможности выйти из блатхаты. Накинули бы удавку на горло, да и выбросили труп куда-нибудь бы в Москву-реку. Никто бы не нашел! Вот тогда-то он и красовался шикарным золотым портсигаром, выданным ему под расписку в Чека.
Что ж, есть над чем подумать… Вряд ли Курахин отправил на устранение начальника московской Чека какого-нибудь новичка. Здесь должен был работать профессиональный убийца, за плечами которого не одна умело проведенная акция.
А молодость Сеничкина ни о чем не говорит, собственно, как и внешность. За время своей работы в уголовном розыске в Питере Игнату приходилось знавать мокрушников с ангельскими лицами, которым по возрасту надо было еще ходить в гимназию. А за их плечами были такие злодеяния, что просто стыла в жилах кровь.
Вряд ли он назвал свое подлинное имя. Ни один преступник так просто не раскалывается, предпочитая «сухариться». Значит, придется порыться в картотеке.
Архив находился этажом ниже. Первое время Игнат терялся от обилия папок с уголовными делами, всевозможных запросов и исков. Но потом сумел разобраться в этом мире и ковырялся в документах умело, словно добрую половину жизни проработал архивариусом.
Интуиция подсказывала ему, что нового клиента следовало искать в ячейке разыскиваемых и особо опасных преступников. Выдвинув громоздкий каталожный ящик, Игнат принялся перебирать документы. И совсем не удивился, когда в шестой по счету папке увидел знакомое лицо.