Бубновый туз
Шрифт:
— Вижу, что ты тертый калач. А с первого взгляда не скажешь. Посмотри на свои руки, — сказал Сарычев.
— Ну?
— Эти царапины у тебя старые. Они почти зажили. А в руки земля въелась. Опять ты врешь, братец! Вот что я тебе хочу сказать, — лицо Сарычева приняло сочувствующее выражение, — влип ты по самую мошонку! Мы ведь как раз тебя ищем. Только я тебя совсем иначе представлял. Пошире, да и повыше, а ты такой худой, что плевком перешибить можно. Вот скажи мне, как тебе это удалось? — с нескрываемым интересом
— О чем вы? — насторожился Овчинский.
— Десять дней назад на Ивановской горке была изнасилована и убита двадцатипятилетняя женщина. У нее под ногтями обнаружили частички крови. Очень сильно она сопротивлялась, бедная, так что у насильника руки должны быть расцарапаны. А по срокам твои болячки как раз подходят.
— Да вы что?! — отшатнулся от ужаса Роман Овчинский. — Разве я похож на насильника, да еще чтобы с мокрухой! Вы на меня убийство хотите повесить?! — вскочил он.
— Сиде-е-еть!.. — угрожающе прорычал Сарычев.
Овчинский плюхнулся на стул.
— Тогда скажи мне: откуда у тебя эти царапины?
— Я уже говорил, что получил их в драке! — в отчаянии выкрикнул Овчинский. — К убийству я не имею никакого отношения!
— Если ты получил такие царапины в драке, тогда откуда у тебя руки в земле?! Ты перепачкал их, когда насиловал женщину! Там как раз такая земля!
— Нет!
— Тогда почему у тебя такие грязные руки?
— Да это… Я ни в чем не виноват. Почему вы меня держите? В квартире я оказался совершенно случайно! Что я, выпить, что ли, не могу?!
— Чего же ты так завелся-то? — неожиданно миролюбивым тоном спросил Сарычев. — Выпить ты можешь с кем угодно. За это мы не задерживаем. Тут, брат, дела поважнее. Знаешь, как уркаганы относятся к насильникам? — прищурив глаза, спросил Сарычев.
— Догадываюсь. Только я к этому делу непричастен.
— Я не собираюсь долго ломать голову, все факты налицо! Упакуем тебя, парень, как следует. Тебе еще повезет, если в лагерь угодишь. А то ведь «тройка» может и куда подальше отправить, откуда не возвращаются.
— Я не убивал!
— Разберемся… Ладно, давай твои царапины проверим. Дежурный! — крикнул Сарычев.
В кабинет, слегка стукнув прикладом винтовки о порог, шагнул невысокий крепыш с серыми озорными глазами.
— Вызывали?
— Отведи-ка нашего молодца к эксперту. Путь посмотрит царапины. Тут одну женщину изнасиловали, у меня такое впечатление, что он не такой уж и безобидный, как может показаться.
— Так точно, товарищ Сарычев. А куда его потом?
Сарычев усмехнулся:
— Ты думаешь, в расход, что ли? — Он перевел взгляд на побелевшее лицо Овчины. — Рановато, еще успеем. Он еще послужит трудовому народу. В камеру запри! Ну чего расселся? — повысил Сарычев голос. — Не у тещи на блинах! К двери давай топай!
— Руки за спину, — строго предупредил красноармеец, взяв на
Овчинский поднялся. Но в росте не прибавил — сгорбился, уменьшился вполовину. Тяжело шагнул к двери.
Часа через два дверь распахнулась, и в комнату вошел мужчина лет пятидесяти. На глазах поблескивало щеголеватое пенсне в золоченой оправе.
— Не помешал? — вежливо поинтересовался он.
— А я как раз хотел вам позвонить, Семен Иванович, — бодро сказал Сарычев.
— Вот это то, что вы просили.
Семен Иванович Никашин работал экспертом. И это при том, что до семнадцатого года он возглавлял кафедру судебной медицины. О таком квалифицированном специалисте можно было только мечтать. К своему делу он подходил обстоятельно, скрупулезно.
О причине своего ухода из института Семен Иванович не распространялся, но Сарычеву было известно, что он однажды нелестно высказался о нынешнем режиме.
Просуществовав с полгода без работы, он решил устроиться в Чека, которое сравнительно недавно критиковал. И надо признать, что в короткий срок сумел добиться уважения самого Петерса, что значило очень много.
Наиболее сложные экспертизы проходили именно через его руки, и, если под заключением стояла подпись Никашина, можно было быть уверенным — все точно.
Сарычев взял бумаги, исписанные аккуратным убористым подчерком. Пролистав их, он насчитал шесть страниц. Многовато для двух ладоней. Эксперт работал тщательно.
— Семен Иванович, а не могли бы вы мне рассказать о характере этих царапин? А потом я уже детально ознакомлюсь с вашим заключением. Садитесь…
— Если вы желаете… — Никашин посмотрел на Рубцова, сидевшего в кабинете.
Сарычев улыбнулся:
— Это наш сотрудник.
— Извините, я еще не всех знаю.
Кивнув Рубцову, Никашин сел.
— Знаете, по роду своей деятельности мне приходилось исследовать разные царапины и ранения — от рубленых до колотых. А эти весьма странного характера. Такое впечатление, что этот юноша разгребал руками землю. Поры забиты землей, и она настолько глубоко въелась в кожу, что пройдет немалое время, прежде чем кожа восстановится.
— И каков ваш вывод?
Пожав плечами, Степан Иванович ответил:
— Здесь два варианта. Или он наносил себе все эти раны сознательно, так сказать, из-за любви к боли. В чем я искренне сомневаюсь. Или он рыл какой-то подкоп.
— Спасибо, Семен Иванович, вы нам очень помогли.
Раскланявшись, эксперт ушел.
— Вот видишь, Марк. — Сарычев посмотрел на Рубцова. — Эксперт подтвердил, что царапины на руках Овчинского могли быть получены во время рытья подкопа. Попробуй отработать все его связи. Большая часть драгоценностей, я уверен, у этого Овчинского. Кирьян должен быть где-то рядом.