Бубновый туз
Шрифт:
— Тут еще один вопрос надо бы обсудить, — туманно сказал красноармеец.
— Не самое лучшее время для обсуждений, — раздраженно заметил Егор.
Мужчина снисходительно хмыкнул:
— А другого может и не представиться.
— Ладно, что там у тебя? — примирительно спросил Копыто.
— Надо бы нам добавить. Риск слишком уж большой. Тут чекисты одного нашего зацепили, кажется, чего-то подозревают.
— Этого еще не хватало!
— И я о том же. Да ведь и груз тоже непростой. Самого Фартового повезут!
— Сколько ты хочешь? —
— Добавишь миллионов пять, и будет то, что надо. Да еще поклажа…
— Ну ты и раскатал губу! — поморщился Егор.
— Это ведь воробушки! Легко прилетели, легко и улетят!
— Ничего себе воробушки, — взбунтовался Копыто, — кому-то из-за них и свинец придется поглотать. И с чего ты взял, что будет поклажа?
— Мы тут со своей стороны пробили, в поезде нэпманов будет, как сельдей в бочке! Если ты, конечно, против, то давай считать, что разговора не было. И разбегаемся! Мое дело сторона. Я тебя не знаю, ты меня не знаешь, — пожал красноармеец плечами.
— Ладно, хорошо. Но чтобы все было в ажуре!
— Все будет как положено, — повеселев, пообещал собеседник и, кивнув на прощание, пошел в сторону вокзала.
Три подводы, запряженные лошадьми вороной масти, стояли неподалеку от перрона. А кучера, дядьки в длиннополых тулупах, азартно резались в карты. Картина привычная. Наверняка понаехали откуда-нибудь из дальних сел продавать товар. Горожане — народ зажиточный, а потому стоило рассчитывать на хорошую копейку. И, только присмотревшись, можно было различить обрезы, угловато выпирающие из-под тулупов. Впрочем, и это объяснимо — время нынче лихое, а потому без оружия нельзя никак!
Подошел Егор Копыто. Тронув мужичонка, сидящего на козлах, спросил:
— Ты ничего не забыл?
Тряхнув пегой бородкой, тот всерьез обиделся:
— Как же можно? Не впервой! Дело-то привычное.
— Скоро будут. Не зевай…
— А я завсегда, — широко улыбнулся мужичонка, показав щербатый рот. — Меня только крикни! — Повернувшись к напарнику, такому же бородачу, как и он сам, зло проговорил: — Ну чего варежку распахнул? Бросай стерки!
Егор отступил на три шага и растворился в темноте. Еще некоторое время был виден горящий окурок папиросы, брошенный им на землю, а потом потух и он.
Пройдя метров пятьдесят, Егор свернул на узкую тропу, которую с обеих сторон плотно обступали заросли боярышника. Раздвинув кусты, он негромко позвал:
— Гаврила, ты здесь?
— А где же мне быть! — бодро отозвался молодой голос. — Жду.
— Ладно, будь здесь. Не высовывайся, там легавые по перрону шастают.
— А мне легавые — тьфу! — весело сказал парень. — С одного кармана хаваем.
— Будь готов, скоро подойдет. Твои-то здесь?
— Куда же им деться-то? Рядом стоят.
— Это я так… Не разглядеть тут ни хрена!
Станция Ховрино пользовалась дурной славой. Не далее как шесть месяцев назад здесь был ограблен поезд и убит машинист,
Машинист Большаков Иннокентий Яковлевич мысленно читал молитвы, проезжая стремное место.
Поговаривали, что близ этих мест лютовала банда Егора Копыто. Прежде Егор был правой рукой самого Кирьяна Курахина, а когда того «закрыли» в Чека, заделался «иваном», установив в банде жесткую дисциплину.
Подъезжая к станции, Большаков увидел, что семафор закрыт. Машиниста охватило дурное предчувствие — прежде такого не случалось.
— Что они там, уснули, что ли? — повернулся он к помощнику.
— Не знаю, Иннокентий Яклич, — бесшабашно отозвался вихрастый помощник. — Сейчас на дороге черт те что творится!
— Ну чего истуканом стоишь? — в сердцах прикрикнул машинист. — Давай три гудка!
— Ага!
Прозвучало три коротких гудка — прибытие.
Из дверей вокзала, помахивая красным фонарем, вышел дежурный.
— Ну что там случилось?
— Тормози состав, — крикнул невесело дежурный.
— Что такое?
— Ремонт путей. Совсем все износилось.
— Это надолго?
— До самого утра провозятся, а может быть, и больше.
Чертыхнувшись, машинист сбросил давление пара.
— Все, приехали… Ну чего стоишь?! — снова прикрикнул он на помощника. — Отворяй дверь. Попробуем узнать у начальника станции, что там случилось.
— Ага, мигом, — помощник расторопно отворил дверцу.
— Что за власть такая, никогда не знаешь, доедешь до места или нет, — сетовал машинист. — Или колесо отвалится, или впереди пути разберут. А то и вовсе ограбят. — Он уже было привычно поднес щепоть ко лбу, чтобы осенить себя крестным знамением, но неожиданно раздумал. Не молельное нынче время. — Тьфу ты! Не приведи господь!
Дверь отворилась. И тотчас на подножку, отбросив фонарь, вскочил «дежурный». За его спиной звякнуло расколовшееся стекло фонаря.
Ткнув в грудь машиниста стволом револьвера, налетчик весело скомандовал:
— К топке! Пикнешь — пристрелю гада!
— Понял, — испуганно попятился машинист.
— И ты к нему. — Он указал револьвером на помощника. — Гаврила! — гаркнул он в темноту. — Поднимайся сюда!
На подножку бодро запрыгнул высокий сухощавый парень.
— Будут баловать — стреляй!
— Понял, Егор! — широко улыбнулся Гаврила. — Только у меня ведь не побалуешь.
Где-то в хвосте состава прозвучало три винтовочных выстрела, а им в ответ раздалась короткая пулеметная очередь. Звякнуло разбитое стекло, и отчаянный женский вопль резанул по самому сердцу.
Спрыгнув на перрон, Егор зло распорядился:
— Да заткните вы эту бабу!
Глуховато бухнул выстрел, и крик мгновенно оборвался, на самой высокой ноте. Снова завязалась короткая перестрелка, затем по перепонкам ударила взрывная волна, предпоследний вагон, тяжеловато подпрыгнув, сошел с рельс.