Будь моей игрушкой
Шрифт:
А ведь бросилась бы.
Еще три недели назад бросилась бы. Да и сейчас, найди он другие слова. Скажи, что любит, что желает провести с ней всю жизнь.
Но нет — он же ей «должен». Спасать собирается, защитничек. Как будто Дженни его об этом просила! Разве она вообще когда-нибудь о чем-нибудь Чарли просила? Вешалась на него? Навязывалась со своими чувствами?!
Нет, она просто ждала.
Просто была рядом, в надежде, что он когда-нибудь заметит ее и ответит на них. А получила… Вот такое получила. Спасатель хренов!
И честность его. И, особенно, вот это сказанное между делом: «Я тебе должен».
Да, Раум ее преследует, но с этим Дженни разберется самостоятельно. Без всяких там… Должен он.
— …представляешь как ди Форкалонен взбесится, когда поймет, что ты от него ускользнула? Так все это ради того, чтобы взбесить Раума?! От обиды и злости аж дыхание перехватило. Сотни возмущенных слов жглись изнутри, рвались на волю — все сразу и одновременно.
Дженни стояла, глотая воздух, и все никак не могла подобрать нужную фразу, чтобы выплеснуть на этого горе-спасателя всю глубину своего негодования! — …отцу придется сообщить. Но если брак будет заключен на крови, даже он ничего не сможет сделать… — продолжал меж тем вещать оборотень.
— Хватит! — девушку, наконец, прорвало.
— Замолчи! Ни слова больше!
— Что?! — Чарли осекся и удивленно посмотрел на нее. До него, кажется, начало доходить, что влюбленная подруга отчего-то не спешит прыгать на месте и бить в ладоши. Даже кольцо брать в руки не спешит.
— Я не выйду за тебя, Чарли.
— Но… — от тотального изумления на его лице Дженни разозлилась еще больше. — Но это единственный способ защититься от ди Форкалонена.
— А с чего ты вообще решил, что меня надо защищать?! Мои отношения с Раумом — мое дело.
— Ди Форкалонен — плохой парень. Он опасен… — Это. Мое. Дело, — четко и зло повторила девушка.
— Ты мне друг, Чарли, и я ценю твою заботу, но я уже совершеннолетняя.
И имею право спать с кем захочу! Почему она сказала «спать»?! Она же не собирается спать с Раумом. Да после вчерашнего она к нему и близко не подойдет! Но выражение подозрительно похожее на ревность, промелькнувшее на лице оборотня, внезапно обрадовало.
Раззадорило, стало целительным бальзамом для раненого самолюбия.
Может, она все-таки интересна Чарли сама по себе, а не только как дурацкий надуманный долг или способ отомстить? — Твоя репутация… — Мое дело! — Не только твое, — Чарли подобрался. Его лицо ожесточилось, пропало выражение растерянности и обиды. В эту минуту он как никогда ранее походил на своего отца.
Именно так — грозно и властно Оуэн Маккензи смотрел на провинившихся волчат после очередной каверзы. Против воли Дженни ощутила легкий холодок и желание поджать несуществующий хвост.
— Ты — Маккензи, значит твоя репутация бросает тень на доброе имя каждого в клане. Поэтому я, Чарльз Маккензи,
Едва отзвучали последние слова, как в воздухе вспыхнул и погас огненный росчерк рунической формулы, подтверждая, что луна и горы, ветер и лес слышали приказ. И стало тихо. Так тихо, словно невидимый маг опустил на парк «полог молчания».
Дженни смотрела на друга детства широко распахнутыми глазами и не верила. Просто не желала верить.
Он применил к ней Императив? Чарли, ее друг детства, мальчишка, в которого она была влюблена долгие годы, применил к ней Императив? Чтобы заставить выйти за него замуж?! Императив. Повеление, высказанное по древней формуле, обретает для члена стаи силу закона. Отказавшийся выполнить Императив становится изгоем. Стая отрекается от него. Таков закон.
Нет, в принципе повеление можно и оспорить. Можно даже отменить. Но это потом, на совете старейшин. Другие волки решат был ли Императив во благо стае, мог ли вожак отдать иной приказ и достоин ли он после такого зваться вожаком.
Вот только Чарли сказал об обручении на крови. Что бы ни решили потом волки, брак по старому обряду сможет разорвать только смерть одного из супругов.
— Чарли… — прошептала девушка, с ужасом глядя на друга детства.
Маккензи — ее клан. Ее семья, опора, корни. Надежный тыл, молчаливая поддержка, с которой не страшно сразиться хоть против всего мира. Лишиться этого — все равно, что отрубить себе руку или выколоть глаза.
— Чарли, не делай этого. Пожалуйста! Ты же понимаешь… Он плотнее сжал губы.
— Я не хотел, чтобы до этого доходило, но пришлось. Это для твоей же пользы. Дай руку.
Девушка не пошевелилась. Оборотню пришлось самому взять ее безвольную ладонь. Она смотрела, как он надевает кольцо, и не могла избавиться от ощущения, что все это — продолжение давешнего сна. Сюрреалистичный кошмар.
— Пойдем, — он сжал ее ладонь и потянул за собой.
— Нас ждут в храме.
Дженни шагала — равнодушно переставляя ноги, как кукла, ведомая кукловодом. Кровь стучала в висках, на лбу выступила испарина и руки стали ледяными от страха. Скрытая в глубине души волчица выла, захлебывалась от тоски, бессилия и ярости.
Не желала соглашаться с навязанным союзом.
Как он мог?! Как Чарли, мог так с ней поступить?! — Чарли, пожалуйста, не надо. Отмени приказ! Он мимоходом мазнул по ней взглядом и успокаивающе улыбнулся.
— Я буду о тебе заботиться. Стану хорошим мужем, сама убедишься! Она не хочет убеждаться. Не хочет знать каким мужем станет бывший друг, бывший любимый. Дженни вообще не верит, что из принуждения может вырасти что-то хорошее.
— Ты же этого хотела. Ты влюблена в меня, Дженни.