Будь моей мамой. Искалеченное детство

Гласс Кэти

— Понятно. И так и оставался, пока был сверху тебя?

— Нет. Больше… — Она спустила джинсы на щиколотки и чуть было не сняла трусики.

— Хорошо, не надо показывать, просто расскажи.

— Спускал трусы и джинсы.

— Вниз?

— Да.

— Понятно. Одевайся, солнышко. — Я помогла ей застегнуть молнию и усадила рядом с собой на диван.

— Папа вел себя плохо, Кэти? — Ее брови поползли вверх.

— Да, Джоди. Очень плохо. — Не мне судить родителей, но было очевидно, что Джоди немедленно

должна узнать, что все это было очень плохо, но что она ни в чем не была виновата.

— Папа плохой, — сказала она и с силой стукнула кулаком по колену, — Сделал мне больно. Я хочу сделать ему больно. Как ему это понравится?!

Я обняла ее и прижала к себе. Ах, если бы было в моей власти вытащить из нее эту боль и исцелить.

— Все хорошо, Джоди. Теперь ты в безопасности. Больше этого не случится, обещаю.

— Хорошо, — сказала она, даже слишком быстро успокоившись. Но этот безмятежный вид и скупость в эмоциях означали, что мы даже близко не подошли к основной причине ее страданий.

— Джоди, ты только что сказала, что он делал тебе больно. Не расскажешь как? — Вопрос ужасный, но так иди иначе ей задаст его офицер отделения по защите детей, и ее первый ответ нужно будет записать.

— Потом у меня болел животик. — Она положила руку в низ живота, ближе к бедрам. — А потом он писал, и это было невкусно.

— Невкусно? Он что-то клал тебе в рот?

Она скривилась и сплюнула:

— Когда мы были в машине, он сделал пи-пи мне в рот.

Я отвернулась, чтобы она не видела моей реакции. Я горела от гнева и стыда, стыда, который должна была чувствовать и Джоди, но не чувствовала. Я не собиралась говорить ей, что это было на самом деле. Зачем? К тому же наивные определения, единственные, которые могли прийти ей в голову, не только делали картину еще более ужасной, но и еще раз подтверждали подлинность истории. Вне всякого сомнения, она говорила правду.

Я повернулась к Джоди и снова посмотрела на нее:

— И последнее, что мне нужно знать. Это было один раз или несколько?

— Много, Кэти. Папа плохой. Кэти, почему ты плачешь?

Но я больше не могла сдерживаться. По лицу текли слезы.

— Мне рассказали очень грустную историю, милая.

— Почему грустную?

Тот факт, что она не понимала кошмарной природы всего случившегося, только усугублял ситуацию.

— Потому что это очень плохо, Джоди, и такое никогда ни с кем не должно происходить.

— Да. Папа плохой, — повторила она. — Можно мне теперь поесть?

ГЛАВА 10

Отчет

Я подумала: репетитора надо бы отменить, но она, скорее всего, уже в пути. Да и Джоди хотела заниматься, а мне нужно было позвонить Джилл и рассказать ей обо всем, что у нас случилось, так, чтобы меня никто не мог услышать.

Моя голова раскалывалась от таких откровений. Я помимо воли

все прокручивала и прокручивала их в памяти, слушала и смотрела на страшную правду глазами маленькой, невинной восьмилетней девочки. Было сложно избавиться от картин, которые возникали в воображении, и, даже когда я вернулась к обычной домашней рутине, ужас того, что я только что узнала, затмевал все. Я не могла избавиться от омерзения, которое душило меня — как будто по воздуху струился ядовитый газ.

Джоди, напротив, отошла довольно быстро, проглотила бутерброды с закусками и йогурт и потребовала добавки.

— Хватит, — сказала я, не обращая внимания на последовавшие протесы.

В кабинете я расчистила маленький стол, который служил партой, и приготовила карандаши и бумагу к приезду Николы. Джоди ходила за мной хвостом, радуясь, что ее репетитор снова придет к ней. Когда в дверь позвонили, она побежала открывать, но потом, вспомнив мои слова, подождала, пока я подойду.

— Молодец, — похвалила я ее, и она обняла меня.

Я встречалась с Николой мельком на предварительной встрече, и она успела произвести на меня хорошее впечатление. Ее спокойный, твердый подход к девочке был именно тем, что нужно Джоди, и та, видимо, разделяла мое одобрение, поскольку приветствовала Николу, словно давнюю подружку. Никола тоже была рада ее видеть, и, пока она раздевалась и складывала вещи, они спокойно беседовали. Мы вышли к кабинету, где Джоди забралась на свое место и начала что-то увлеченно чертить на бумаге, которую я принесла. Словно Мэри Поппинс. Никола нырнула в свою объемистую сумку и извлекла оттуда солидную стопку учебников и ярко раскрашенных тетрадей. Джоди была поражена.

— Начнем прямо сейчас, — уверенно сказала Никола. — После часа я обычно делаю перерыв, Может, обсудим тогда успехи?

— Отлично. Тогда я принесу к этому времени напитки и закуски. — Я убедилась в том, что у них есть все необходимое, и ушла, довольная тем, что с меня сняли ответственность, хотя бы и на пару часов. Наверху я заперлась в комнате, чтобы никто не мог подслушать, и устроилась на кровати с телефоном под боком. Я прикинула, что собираюсь рассказать. Записать все в журнале времени еще не нашлось, но все было так свежо в памяти и так угнетающе живо… Я набрала номер, мне ответила секретарша.

— Можно Джилл к телефону? Это Кэти.

— Соединяю.

Щелчок, потом голос Джилл:

— Здравствуй, Кэти, все в порядке?

— Нет, не в порядке. Дома Джоди насиловали. Это точно. Такого она придумать не могла… — Я быстро пересказала все ее признания, пояснив, как. Джоди с помощью куклы показывала все мне, — я повторила ее слова практически слово в слово.

Джилл помолчала, а потом спросила:

— А ты как, Кэти? Никто даже представить не мог.