Будь моей
Шрифт:
На тумбочке рядом с зеркалом в полный рост заряжается телефон.
Уже минут пять я трахаю и потрошу его глазами с одним единственным желанием – напомнить о себе.
Набрать номер и поинтересоваться у своего менеджера, как обстоят дела с обещанной мне подборкой домов. Проверить и прощупать своего менеджера собственными руками. Без посредников и предположений. Напрямик.
Мне по хер на эти дома. Я решил частично осесть на Бали, но этот вопрос не срочный. Сейчас я никуда не бегу. Не тороплюсь. Я уже пару лет никуда не тороплюсь, но конкретно последние четыре дня это не мешает мне получать под
Моя Моцарт выросла.
Работает риелтором и позволяет мужику, от которого когда-то шарахалась, себя трахать.
Делаю вторую попытку завязать галстук, узел опять похож на херню.
Распускаю и упираюсь руками в комод, снова глядя на свой телефон.
На хер.
Я выждал достаточно. Почти два дня.
Смахиваю блокировку и вызываю абонента, номер которого все эти годы хранил в своем справочнике как неприкосновенный. Включаю громкую связь, слушая затянувшиеся гудки.
Ну давай, Моцарт…
Я же сказал, что не кусаюсь.
Хочу, чтобы ты сама меня укусила. Показала зубы, показала, как выросла.
Она сказала, что я теперь ничего о ней не знаю. И это так.
Андрей не поставил меня в известность о моем менеджере, но я могу понять, почему заочно он выписал мне именно этого сотрудника. Свою сестру. Это дружеская забота. Качество, которое я всегда в нем ценил. За эти годы я не раз интересовался делами его семьи, но их дела мы никогда не обсуждали так детально, как будто я ее член. Он никогда не грузил меня их проблемами. Делать это в короткие встречи на другом конце земного шара было бы удивительно. Я получал от него общие ответы, вроде того, что у них все хорошо. Меня это устраивало. Да, твою мать, устраивало. Мои собственные дела были настолько нестабильными, что я и сам не хотел его грузить. Так совпало, что он прилетел в Лондон в ту неделю, когда я развелся. Почти три дня мы напивались и обсуждали финансовую стратегию его нового бизнеса. В следующий раз мы встретились в Сингапуре только через два года.
Тараню глазами телефон, пока знакомый звонкий голос не заполняет комнату:
– Алло.
Один звук этого голоса дает эмоций больше, чем все, что происходило со мной в последние годы. Я думал, что эмоционально сдох, но еще четыре дня назад понял, что нет.
Сдернув с комода галстук, набрасываю на шею и снова делаю попытку его завязать.
В этот раз спокойно и без истерики.
– Привет.
– Влад?
– Отвлекаю?
– Да, немного, – торопливо говорит Арина. – Ты что-то хотел?
Я много чего хочу.
Возможно, того, на что был неспособен когда-то, а сейчас… Я не собираюсь врываться в ее жизнь и ломать все к хуям, но слышать ее голос никто не может мне запретить. И думать о ней тоже.
На заднем плане у Арины тонкий детский визг, и я жду, пока он утихнет. Надеюсь, параллельно с риелторством она не устроилась в няни. Хотя я бы не удивился. Сезон экспериментов у нее явно открыт.
– Хотел узнать, как продвигается твоя работа.
– Отлично. Все под контролем. – Теперь ее голос плавает в фоновой вакуумной тишине, наверное, она вышла из комнаты. – Что-то еще?
Усмехаюсь, просовывая конец галстука в петлю и делая аккуратный узел.
– Пожалуй. Ты
– Это район на острове? Что-то новое? Я посмотрю информацию…
Кладу руки на пояс, глядя на телефон.
Хочу видеть ее лицо. Ей идет новая прическа. Хочу видеть ее голубые глаза и чувственные губы. Ощутить на себе ее взгляд. Желание жжет где-то под ребрами, снова лупит меня под дых.
– Это балийские песнопения, – объясняю. – Духовная музыка. Рождается из бардака разных музыкальных инструментов, странная вещь. Ты бы оценила.
В динамике наступает короткое молчание, я слышу шум дыхания Арины и сжимаю губы.
Давай.
Реагируй.
– Музыка меня не интересует.
Я ей не верю.
Я знал, что меня здесь не ждут. Знал, когда садился в самолет. Я готов сесть в него снова, только одна маленькая деталь не дает мне спокойно убраться из города: я, твою мать, ей не верю.
– С каких пор тебя не интересует музыка, Моцарт?
И хоть о ее жизни я ничего не знаю, это я хочу знать. Мне важно знать, как можно отказаться от того, чем живешь и дышишь. Этот чёртов вопрос засел в моем мозгу гвоздем. Она не должна была бросать музыку. Она должна была и дальше разговаривать с цветами, музицировать и улыбаться, как гребаное солнце, какому бы дерьму я ее ни учил.
Арина молчит.
Слушаю эту тишину, чувствуя, как мышцы деревенеют, а сердечный ритм ускоряется.
Не бросай трубку, Беккер. Поговори со мной еще…
– Каталог домов будет у тебя в почте завтра. Пока, Влад.
Ее голос сменяют короткие гудки.
Я смотрю на телефон еще несколько секунд, в течение которых сжимаю и разжимаю кулак.
Я не верил в то, что ее чувства ко мне могут быть чем-то большим, чем юношеская влюбленность. Твою мать, ей было двадцать, а наши отношения начали скатываться во что-то неконтролируемое уже тогда, когда я лишил ее девственности.
Как-то в университете, на одной из факультетских попоек, мы с ее братом трахали одну девушку на двоих. Он бы втоптал мне в глотку кулак, если бы узнал о том, что я трахаю его сестру…
Но я все равно эгоистично это сделал. На нее было легко подсесть.
Дергаю с вешалки пиджак и надеваю его на ходу, попутно забирая телефон с комода. Хлопаю дверью, когда выхожу из номера, срывая на ней свой неудовлетворенный голод, с которым теперь не расстаюсь.
Внизу у лифта вижу своего клиента. Это мероприятие негласно в его честь. Это часть маркетинговой стратегии, которую он разработал, в том числе и при моем участии.
– Вечер добрый. – Протягивает мне руку Роман Гец, один из самых успешных инвестиционных стартаперов страны.
Глава 8
– Движение перекрыто, ближе не подъедем, – объясняет таксист, пытаясь припарковаться у тротуара.
– Хорошо. – Егор смотрит в свой телефон, набирая какое-то письмо в почте.
На улице накрапывает дождь, но о сохранности прически я волнуюсь меньше всего, мои внутренние терзания посвящены другим вещам. Я перевариваю истерику дочери, которую она устроила, узнав, что я опять ухожу из дома и неизвестно когда вернусь. Сегодня среда, по средам мы обычно смотрим мультики и что-нибудь готовим, и мой уход не привел ее в восторг.