Будь по-твоему, Алекс...
Шрифт:
– Цепляться к мелочам… это мягко сказано, – невесело усмехнулся Алекс, потом вдруг спросил: – Мой отец был счастливым человеком?
– Он был удачлив и уважаем в деловых кругах города.
– Ты не ответил на мой вопрос. Отец был счастливым человеком или нет? – повторил Алекс, пристально глядя на Джейкоба.
И опять старик долго медлил с ответом. Пригладив седые волосы, он отхлебнул виски.
– Мне трудно судить. Положение запрещает мне высказывать свое мнение о чувствах других людей. Но если поразмыслить, то можно ответить «нет». Ваш отец не был счастливым человеком. – Эти
Охватившее Алекса минутное раздражение скоро угасло, когда он успокоил себя мыслью, что Джейкоб высказал всего-навсего свое личное мнение. Но разве не было в нем изрядной доли правды? Может быть, он действительно человек, постоянно куда-то стремящийся, постоянно ищущий счастья в деловых сделках и выгодных договорах, но понимающий, что никакие золотые горы не в состоянии заполнить пустоту в его душе и выгнать одиночество, пожирающее его сердце? Однажды Алекс нашел ответ на этот вопрос, нашел его в Ханне, но потом беспечно упустил свое счастье. Только теперь Алекс начал приходить к пониманию вещей, которому пыталась научить его Ханна.
Бесконечная цепочка. Однажды Ханна упомянула что-то о бесконечной цепочке несчастливых судеб, о том, что дети всегда подражают своим родителям и неосознанно повторяют их ошибки. Алекс вспомнил своего отца – холодного и угрюмого человека, который оценивал любое жизненное проявление с точки зрения его материальной ценности и выгоды, какую из него можно извлечь. Разве он хочет повторить жизненный путь своего отца? Нет. Он хочет жить ценностями, которыми живет Ханна. После беспросветной двухнедельной тоски эта мысль пришла в голову Алексу и погасила огонь разочарования, который охватил его душу губительным пожаром.
– Все никак не могу догадаться, чего хочет от меня эта женщина, – вдруг подумал он вслух.
– Полагаю, вы говорите о мисс Мартиноф? – осведомился Джейкоб, дотянулся до бутылки на столе и налил себе еще виски.
Алекс поднялся с дивана и подошел к окну. Посмотрел на насыпь, которая разделяла их с Ханной владения.
– Тебе известно, что я выкупил ее земли у Эдварда Мартинофа и попытался преподнести ей документы на владение? Ханна не приняла их, только оскорбилась. – Алекс опять повернулся к Джейкобу. – Любая другая женщина из числа тех, с которыми я раньше встречался, пришла бы в священный трепет от щедрости такого жеста.
– Возможно, все дело в том, что настоящая Ханна немного отличается от женщины, которую вы увидели в ней и полюбили? – высказал предположение Джейкоб.
– Кто сказал, что я полюбил Ханну?.. – возмущенно спросил Алекс. Он также заметил, что Джейкоб назвал ее по имени.
Старый слуга улыбнулся и одним глотком осушил свой второй стакан виски.
– Пословица гласит: если что-то выглядит, как утка, плавает, как
Алекс долго и пристально смотрел на Джейкоба, потом снова выглянул в окно. Он полюбил Ханну? Разве такое возможно? Возможно, и еще как! – подсказало его сердце и подпрыгнуло от радости. Он полюбил Ханну, и внезапно стремление поведать ей о своей любви приобрело для Алекса первостепенное значение.
– Джейкоб, ты гений! – воскликнул он, повернулся к старику и усмехнулся. Джейкоб, очевидно не привыкший употреблять старый добрый виски целыми стаканами, клевал носом, но продолжал выглядеть солидно, даже несмотря на вырывающееся из его рта негромкое похрапывание.
Алекс накрыл спящего старика шерстяным пледом и торопливо вышел из дома. Стрелой слетев со ступенек, он побежал к Ханне. Ему даже в голову не пришло воспользоваться машиной, он мог только бежать – такая его переполняла радость. Алекс хотел предстать перед Ханной с солнечными бликами в волосах, с сияющей в глазах жаждой жизни.
Но стоило ему добраться до ее дома и замереть с поднятой для стука в дверь рукой на пороге, как к Алексу вернулись былые сомнения. А вдруг Ханна откажется выслушать его? Вдруг не позволит ему рассказать о чувствах, которые теснились в его груди? Алекс расправил плечи. Он обязательно поговорит с ней. Пусть она будет твердить, что уже слишком поздно, что он давно перестал ее интересовать, Алекс обязательно скажет Ханне, что любит ее. Он громко постучал в дверь.
Алексу открыла Эдна и с порога ополчилась на него:
– Чего вам здесь надо?
– Мне необходимо переговорить с Ханной.
– Она не станет с вами разговаривать!
– Эдна, пожалуйста… – проговорил он с непривычным самоуничижением в голосе.
– Все в порядке, Эдна. – За спиной грозной экономки появилась Ханна. – Зачем ты пришел? – спросила она Алекса, отчаянно пытаясь усмирить лихорадочно заколотившееся при виде его сердце.
– Нам нужно поговорить, – ответил он, взял ее за руку и, не успела она вырваться, вытащил ее за дверь.
Алекс отвел Ханну на полянку под раскидистым деревом – туда, где она впервые проводила с ним сеанс терапии еще в те времена, когда он прикидывался, будто страдает арахнофобией.
– Сядь, – коротко распорядился он.
Ханна не подчинилась, только вскинула подбородок и посмотрела на него с открытым неповиновением во взгляде. Она увидела в лице Алекса знакомые агрессивные черточки и встретилась с до боли знакомым беспощадным взором темных глаз. Бегло глянув в сторону загона, она убедилась, что Шерман на месте. Значит, Алекс пришел разбираться совсем не из-за проделок барана.
– Прошу тебя, Ханна, – промолвил Алекс более мягким тоном, – прошу тебя, сядь и выслушай меня.
И Ханна послушалась. Она села на траву и, насупившись, стала наблюдать, как Алекс напротив нее меряет шагами полянку. Господи, почему он так великолепно выглядит в этом строгом деловом костюме? Почему ей достаточно было бросить на него единственный взгляд, чтобы в памяти моментально возродились воспоминания о проведенных вместе минутах, а сердце снова пронзила боль от потерпевших крушение надежд?