Будь покорной, девочка

Худова Алена

Неожиданным для меня также стал и выбор обуви. Арон пожелал, чтобы на мне была удобная и устойчивая обувь.

Мы что, собираемся весь вечер гулять пешком?

Я облачилась в роскошные темно-синие кроссовочки. На свету они переливались малиновым и зеленым блеском, как чешуя, а по всем линиям шнуровки и подошвы были украшены такими же синими камушками.

Взглянув на себя в зеркало, я с удивлением подметила, что платье и обувь идеально сочетаются друг с другом, да еще и безумно мне идут.

Следующим

пунктом Бергман отвез меня на макияж и прическу, а сам сообщил что уедет ненадолго за подарком для меня.

Заинтригованная дальше некуда, я сидела в кресле визажиста как на иголках и с нетерпением ждала своего Хозяина.

Наконец безумно долгий час спустя Бергман и правда приехал с подарком. Он небрежно оперся о колонну и ждал, когда мастер отпустит меня, и при этом он сжимал подмышкой большую коробку, обтянутую черной подарочной бумагой и перетянутую черной атласной лентой.

Вид упаковки навевал на мысль, что это подарок «для взрослых девочек», и я снова закусила губу от предвкушения.

После завершения моего образа, Бергман проводил меня в машину, так и не позволив мне раскрыть подарок. А я сгорала от нетерпения.

Ну что же там? Что же? Что же?!

Доехав до отеля, где был назначен деловой ужин, Бергман проводил меня не в ресторан, а в номер, который он снял, чтобы я могла примерить подарок.

И вот, оставшись с мужчиной наедине в роскошной ванной, я дернула за ленточку и развязала упаковку. Аккуратно, стараясь не повредить подарочную бумагу, я раскрыла подарок и вытащила коробку.

Увиденное сбило меня с толку и стерло предвкушающую улыбку с лица.

Я перевела недоверчивый взгляд на своего Хозяина, повертев в руках коробку, а он одобрительно кивнул и шагнул мне навстречу.

— Нет! — я отшатнулась от коробки и от приблизившегося Бергмана. — Я не стану это… использовать!

— Чшшш, — Арон самодовольно улыбнулся и властно обнял меня за талию. — Ты ведь не знаешь, от чего отказываешься.

— Нет, пожалуйста! — взмолилась я, понимая, что Бергман все равно сделает по-своему. — Я ведь хочу доставлять удовольствие Вам, а не самой себе!

— Ты и будешь доставлять удовольствие мне, — нахмурился мужчина, недовольный моими капризами. — А если ты продолжишь в подобном тоне или вообще еще хоть раз попытаешься мне перечить…

Бергман запустил пальцы в мои волосы и, до боли стянув их, запрокинул мне голову. Он не договорил угрозу до конца, но его свирепый взгляд был красноречивее слов. Было видно, что его неприятно задела моя реакция.

— Простите, господин Бергман, — я вся сжалась под его взглядом. — Пожалуйста, простите!

Снова неприятные мысли о возможных садистских наклонностях моего Хозяина заполнили мое сознание.

— Открывай! — приказал

он все также строго, но теперь его взгляд загорелся похотью, а не свирепостью.

— Да! — виновато ответила я и, не разрывая зрительного контакта, стала неуверенно шарить в поисках коробки.

С предвкушающей улыбкой на лице, Бергман еще сильнее стянул мне волосы и опалил мои губы горячим дыханием. А затем, не дожидаясь, когда я нащупаю коробку, он развернул меня к раковине и резко уложил лицом и грудью на холодную столешницу.

Одной рукой он впечатывал меня в столешницу, пока второй раскрывал коробку, при этом заставляя меня на это смотреть. Чтобы я не пыталась сопротивляться, мужчина прижался напряженным пахом к моим ягодицам, лишая возможности пошевелиться.

Строгий тон Бергмана, его грубость и положение Хозяина вызвали во мне помимо страха еще и прилив возбуждения.

Мне что, понравилось подобное обращение? Тогда со мной точно что-то не так!

Тем временем Бергман вытащил из коробки мою «игрушку». Мне было стыдно даже смотреть на это, что только добавляло мне возбуждения.

Это оказалось имитацией мужского достоинства в полную длину и ширину, и заканчивалось оно какой-то странной силиконовой подставочкой в форме бабочки. Как я ни старалась подобрать более-менее приличное описание данному предмету, но заканчивалось это лишь постыдными картинками в голове, где мне приходится ублажать свою «игрушку», а Бергман будет смотреть на это со стороны.

Я искренне не понимала для чего ему это! Неужели ему не приятнее делать это самому, чем смотреть со стороны?!

Но все же, в предназначении «игрушки» я немного ошиблась.

Прерывая поток моих неловких мыслей, Бергман задрал мне платье, обнажив ягодицы, и резко спустил с меня трусики.

— Да, Селина, — довольно рыкнул он, пройдясь пальцами по промежности. — Мне нравится, что ты уже мокрая. Расслабься.

Бергман коснулся концом «игрушки» моего лона и не торопясь принялся вводить ее в меня.

Я застонала от постыдного удовольствия, с наслаждением принимая «подарок» в себя. Стыд никуда не ушел, но по крайней мере мне понравилось, что Бергман не заставил меня делать это самой.

Когда мужчина ввел в меня аксессуар на всю длину, я поняла назначение силиконовой бабочки на конце. Плоская сторона бабочки словно приклеилась к моей промежности и ягодицам, надежно зафиксировав положение аксессуара.

Бергман надел на меня трусики и одернул платье, а затем заставил резко выпрямиться. Приняв вновь вертикальное положение, у меня перехватило дыхание. Я чувствовала, что аксессуар был введен довольно глубоко и без естественного возбуждения будет причинять скорее боль, чем удовольствие.