Будь со мной
Шрифт:
А если отправиться к мужу Жанны? Они не особо контактировали, но она пару раз забегала в их дом на чашечку чая. Объяснится, что попала в трудную ситуацию, что за ней охотятся — как-никак, он депутат, неужели не защитит? Она ни в чем не виновата, и это легко доказать. Неужели она бы охотилась на саму себя?
Николай Игнатьев жил в коттеджном поселке за чертой города. От той улочки, где остановилась Олеся, до его дома было без малого три часа пешего шага. В воздухе пахло морозом. Отбитые ноги кровоточили. Олеся пошла.
21
Едва забрезжил рассвет, маслянистым пятном расплываясь по небу. Депутат
Он всего достиг сам, с младых ногтей впахивал, не жалея здоровья. И вот, в сорок лет он добился должности представителя района, какого-никакого богатства и возможности баллотироваться в губернаторы области. Счастливый успешный человек, на которого стоило бы равняться лодырям и разгильдяям. Его единственными слабостями были круассаны с шоколадом и красивые девушки, и депутат поощрял свои маленькие недостатки. Что ж, идеальных людей не существует.
На сегодня запланированы похороны его супруги, и помощники Игнатьева весь предыдущий день вертелись возле него с глупыми расспросами: обитый красным или голубым гроб, платье черного или белого цвета, количество приглашенных на поминки. Ему было плевать, но ради телекамер он отвечал и корчил страдальческую мину.
Родители Жанны приехали вчера. Заплаканная мамаша, безостановочно сморкающаяся в платок, вызывала у Игнатьева зубной скрежет. Её тощий усатый муженек раздражал. Они стенали, а Игнатьеву приходилось изображать скорбящего супруга и гладить их по мокрым от пота спинам. Посмешище, но таковы традиции. Повсюду снуют местные репортеры, который только дай повод написать гаденькую статейку.
Ладно, сегодня он попрощается с женушкой, картинно всплакнув у гроба; выдаст бывшим теще и тестю денег на личные расходы, заодно вручит им дочь Жанны на воспитание — и забудет о семейке Ермолкиных навсегда.
Он блаженно улыбнулся. Из коридора донеслись голоса.
Работники службы безопасности буквально внесли на руках девчонку. Та еле волочилась следом. На её босых ногах кровь смешалась с грязью. Игнатьев посерел. Его дорогой ковер ручной работы!
Несколько минут назад Игнатьеву сообщили, что на КПП в полуобморочном состоянии находится девушка, называющая себя подругой Жанны. Охрана бы вытурила гостью вон, но та смогла описать внутреннее убранство жилища депутата, упомянула пару фактов из жизни его жены. И бравые ребятки засомневались. Игнатьев через камеру наблюдения признал в бомжихе Олесю Лаптевой, которая изредка наведывалась в гости к его покойной супруге, и был бескрайне удивлен её появлению в столь ранний час.
Но сюда-то зачем её приводить?! Оставили бы в коридоре, а его позвали выйти. Идиоты!
Парни усадили Лаптеву на кресло и, раскланявшись, ушли. Девчонка плохо соображала, где она, смотрела остекленевшим взглядом сквозь депутата, пока тот расспрашивал: откуда она взялась и что с ней произошло.
— Не верится, Жанна мертва… — прошептала Лаптева.
Измазанная косметикой, с потекшей тушью и полустертой губной помадой, она смотрелась жутковато. Игнатьев изобразил привычное страдание, но мигом сбросил то и перебил сопливые соболезнования.
— И все-таки, что случилось?
— За мной охотятся, —
— Из-за кого? — заинтересовался депутат, с сожалением откладывая недоеденный круассан.
Она несла полный бред про какую-то Нину, непонятных мужиков, мертвых людей в заброшенных ангарах. Молила о приюте, задыхаясь, твердила про убитого Демьяна. Девчонка определенно сошла с ума.
Игнатьев сбросил с себя её руки, когда она попыталась схватить его за плечи, и набрал номер телефона. Спустя пятнадцать минут за ней приехали. Она зашугано смотрела на людей в белых халатах. Укол помог Лаптевой успокоиться. Медики забрали её с собой, и Игнатьев облегченно выдохнул.
Ему вскоре хоронить жену, которую он же и отправил в мир иной — общение с полоумными наркоманками в его планы не входило.
22
Сначала его везли куда-то на джипе. Разумеется, когда на голову надет мешок, не сильно разберешься, на чем именно ты едешь. Но посадка у машины была высокая, и остатки разума подсказали — джип.
Олеся сбежала. Один из нападающих поднял стрельбу, но почему-то администратор отеля не принял никаких действий. Наверное, ей заплатили за молчание, ну или — что вероятнее, — запугали. По разговору этих двоих Демьян понял: девушка убежала, а тому, который погнался за ней, пес прокусил ногу. Олесю до сих пор не отыскали.
Заскрежетали тормоза. Демьяна выпихнули наружу, и он повалился на землю, не устояв на ногах. Связанные за спиной руки саднило.
— Пошел, — приказал голос сверху. Кто-то поднял его за шкирку.
Демьян лихорадочно соображал, где может находиться. Автомобили не ездили — значит, шоссе далеко. Под ногами земля и хрустит палая листва. Ветер продувает до костей. Что ж, он в лесу — и его закопают.
Они шли недолго. По лицу в мешке то и дело хлестали ветви.
Удар под колени заставил его рухнуть на живот. Дыхание выбилось из легких.
Били его молча. По лицу попадали редко, зато тела не жалели. Чаще — по ребрам, от чего воздух кончался, и Демьян начинал кашлять. Его не оставляла мысль, что бьют в половину силы. Он оставался в сознании. Хотели бы убить — ударили чем-то тяжелым, а не ботинками. Хотели бы убить — молотили по голове. Лишь один раз удар пришелся по носу — тот хрустнул. Стало трудно дышать, а по подбородку потекло теплое.
Его привалили к шершавому стволу дерева и оставили, не сказав напоследок и слова. Он ждал целую вечность. Любое движение причиняло адскую боль. Слух был напряжен до предела. Встать бы он всё равно не смог, да и куда идти в кромешной темноте?
Треснули сломанные ветки.
— Надеюсь, мои мальчики приняли тебя по достоинству? — В бархатном мужском баритоне звучала усмешка. — Прости, что заставил ждать. Итак, Демьян, я прав?
Тот сжал зубы.
— Не очень-то культурно, но я тебя прощаю. — Судя по звуку, мужчина наклонился. — Не буду размениваться на болтовню. От твоего решения зависит, канешь ли ты в лету или пойдешь восвояси. Хорошенько подумай. Ты, мой милый, попал в передрягу по чистой случайности и страдаешь не за что. Поэтому я бы отпустил тебя, но… — Мужчина выдержал паузу. — Есть одно условие, малюсенькая такая просьба, гарант твоей свободы. Ты не должен никогда ни вспоминать, ни искать корни, ни лезть в чьи-то биографии. Забудь имена Олеси Лаптевой и её окружения. Усек?