Будь со мной
Шрифт:
— Я всегда был таким. Мама испробовала все что можно, а потом разрешила мне не ложиться спать. И она готовила для меня ужин поздно вечером.
— Твоя мама, королева, готовила ужин?
— В ее жилах текла королевская кровь, но в Европе есть множество людей с голубой кровью и мизерными деньгами. Мама с детства училась основам ведения домашнего хозяйства. Она настаивала на том, чтобы и мы, ребятишки, забегали в кухню. Из соображений безопасности нам запрещалось появляться в очень многих местах, и ей хотелось, чтобы мы хотя бы
— А что она тебе готовила?
— «Циклопа».
— Что?!
— Это такая яичница с хлебом. В середине ломтика делалось отверстие, и в него выливалось яйцо. Желток глядел как…
— Как циклоп. Моя мама называла это «Желтый глаз».
Воспоминание об обычном желтке неожиданно сблизило ее с Тони.
Он слегка улыбнулся:
— Слово «циклоп» нравится таким задиристым мальчишкам, как я.
К черту дистанцию! Не надо ждать, когда он сделает первый шаг. Шеннон коснулась его руки:
— Твоя мама, наверное, была замечательной.
Тони кивнул:
— Думаю, да.
— Думаешь?
— Я мало что помню. Ведь она рано… умерла. — Он погладил ее ладонь.
В его глазах заскользили тени, мрачные, как грозовые облака. «Умерла» — неподходяще слово. Молодую мать убили только потому, что она была женой короля.
Тони достойно прошел через страшные испытания, а ее муж занялся мошенничеством и умер как трус.
Шеннон сидела очень тихо, не двигаясь. Ее сердце ныло и тянулось к Тони как-то совершенно по-новому.
— А что ты помнишь о ее гибели? О бегстве с Сан-Ринальдо?
— Очень немного. — Он смотрел на их соединенные руки. — Мне было только пять лет.
Шеннон решила не отступать:
— Горькие события обычно врезаются в память. Я, к примеру, помню автомобильную аварию. Мне тогда было года два, не больше. — Она не отступит, поскольку теперь у нее появилась возможность понять человека, который скрывается за улыбками и широкими жестами. — Я все еще помню ярко-красный цвет «фольксвагена».
— Наверное, ты позже видела фотографии таких машин, — бросил Тони, явно не желая продолжать. И вдруг он поднял глаза. Взгляд его был полон бравады. Грозовые облака бежали быстрее с каждой пульсацией жилки на виске. Он погладил руку Шеннон. То была сексуальная ласка. — Ну когда же ты попросишь меня о поцелуе? Я так тебя желаю, что готов проверить этот стол на прочность.
— Тони, ты слышишь, что говоришь? — Она была разочарована и даже немного обижена тем, как он обходится с ней. — Ты то идеальный рыцарь, то сама сдержанность, то вдруг открываешься передо мной. А теперь ты делаешь мне предложение в не самой вежливой форме, надо сказать.
Он напрягся так, что мышцы вздулись под рубашкой.
— Поверь, я хотел тебя каждую секунду каждого дня. Я дошел до того, что мечтаю взять тебя прямо сейчас, и к черту всех, кто может сюда войти. И тем не менее я спрашиваю себя: подходит ли тебе безумец по имени
Разум слал Шеннон предупреждения, но ее тело зажглось в ответ на его слова.
Что ж, пусть ему будет хуже. Она не отступит.
Глава 10
Тони страстно желал, чтобы Шеннон вновь оказалась в его постели, но она ухитрилась между приготовлением сэндвича и разговором о яичнице разрушить стену, разбудить воспоминания, которые лучше оставить в прошлом. Это отвлекало. Причиняло боль. Ни к чему не вело.
И теперь в нем бушевала злость.
— Ну, и что это будет? Секс здесь или в твоей комнате? — поинтересовался он.
Шеннон не дрогнула, не ушла. Ее мягкая рука по-прежнему лежала на его руке. Она смотрела на него, и в ее глазах за стеклами очков плескалась печаль.
— К этому ты шел всю неделю?
Тони перевел взгляд на ее пеньюар. Кружево спускалось на грудь, которую его руки жаждали познать вновь.
— Я с самого начала ясно сказал, чего хочу.
— Ты в этом уверен? — резко спросила она.
Шеннон соскользнула со стула, обошла стол и приблизилась к нему, стуча каблучками по кафельному полу. Полы ее пеньюара коснулись его ноги.
— Не путай меня с твоей матерью, — потребовала она.
— Боже правый, ни в коем случае. — Тони посадил Шеннон к себе на колени и склонил голову, полный решимости доказать ей это.
— Подожди. — Она остановила его, положив руку ему на грудь. Ее ладонь остудила горячую кожу мужчины, успокоила и возбудила одновременно. Эта женщина всегда была клубком противоречий. — Ты пережил страшную травму в очень юном возрасте. Никто не должен терять родителей. Мне очень хотелось бы, чтобы этого не было.
— Мне тоже.
— Скажи, не потому ли ты помог мне, одинокой женщине с ребенком, что хотел успокоить дух твоей матери? А может быть, ты пытался таким образом прогнать призраков, которые мучают тебя?
Боль подлила горючего в его и без того пылающую душу.
— Ты, наверное, провела много времени, размышляя об этом? — горько усмехнулся Тони.
— То, что ты говорил сегодня днем и сейчас, заставило меня задуматься.
— Ну спасибо за психоанализ, — сказал он хрипло. Ему хотелось, чтобы Шеннон ушла. — Я предложил бы тебе плату за сеанс, но в таком случае мы опять начнем ссориться.
— Похоже, ты напрашиваешься именно на это. — Ее взгляд смягчился, в нем появилось сочувствие, и это сочувствие проникло в сердце Тони. — Извини, если я сказала лишнее и задела тебя за живое.
За живое? Она выпустила наружу его эмоции. Тони словно опять слышал выстрелы — в него, в братьев, в мать…
По-видимому, ему необходима хорошая пробежка по берегу. Так в чем проблема? Берег рядом.
Шеннон соскользнула с его колен, и он ощутил острый укол разочарования. Но женщина не ушла. Она взяла его за руку.