Будда из Бенареса
Шрифт:
Амбапали вздрогнула. С неба градом сыпались ягоды гвоздичного дерева, сливы и финики — это слон опять тряхнул лотосом. Амбапали взяла один финик.
— Осторожно, — сказала девочка. — Они с золотыми косточками.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Амбапали.
— Вашат! — закричала девочка и подпрыгнула. — Слон вступает на третий небосвод! Слон разгоняет великий мрак!
Приплясывая, словно давильный камень на стеблях сомы, девочка раскидывала ногами цветочную массу и распевала во все горло:
КакСердце Амбапали забилось. Белый слон стоял перед ней, шевеля огромными ушами и покачивая хоботом. На золотой пластине, прикрывавшей широкий лоб слона, сияло чеканное изображение лежащего на боку льва. Девочка встала на загнутый хобот, и слон переправил ее себе на голову. Слон протрубил четыре раза и стал медленно подниматься в небо.
«Поклон величию хижины! Поклон белым и пестрым коровам!» — донесся с небес голос девочки.
Амбапали не сразу поняла, что находится в опочивальне своего дома в Шравасти. Это была ее первая ночь на новом месте, и вот какой дивный сон ей приснился! Говорят, сны приходят к человеку из мрачного царства Ямы, ho теперь она знает: это не так. Ощущение счастья было слишком сильным, чтобы обмануть. Ее сон послан светлым божеством и предвещает радость. Но какую? И кто была та странная девочка?
Ей вспомнилось последнее торжество в Бенаресе, праздник Агнистомы. В шествии, проследовавшем к городскому святилищу, было множество белых коров; их спины и бока пестрели священными знаками, рога были окрашены в красный и синий цвета, а у некоторых позолочены и посеребрены. Какой-то малыш лет пяти или шести, сидя на бедре своего брата-подростка, громко запел: «Несут меня в небо соки растений! О, не напился ли я сомы?..» Это были слова гимна, посвященного Индре, царю богов, и даже идущие в процессии пожилые жрецы не могли сдержать улыбок.
Амбапали наблюдала за певцом из своего паланкина. «В детстве нас часто охватывает ощущение чистого восторга, неизъяснимой радости, — подумала она тогда. — Куда уходит это чувство? Наверное, мы сами погребаем его под своими тревогами, страхами, желаниями, сомнениями, ожиданиями… Если зеркало покрыто пылью, стоит ли удивляться, что лик в нем неясен? От рождения до погребального костра — только одна жизнь, но мы не умеем проживать даже ее. Мы хотим господствовать, обладать, покорять и в этом теряем себя. А ребенок — маленький раджа, он живет в центре всего мира, и взгляд его чист, как цвет его кожи. Он прислушивается и присматривается ко всему, ожидая повсюду увидеть чудо…»
В тот день, один из последних в Бенаресе, ею овладело ощущение неполноты жизни, и она почувствовала смутную тягу к чему-то настоящему, значительному, но заботы и хлопоты, связанные с переездом, отвлекли ее. И вот теперь этот загадочный сон.
«А вдруг эта девочка —
Лицо человека, стоявшего перед ней, казалось вырезанным из твердого желтого дерева.
— Может быть, пригласишь меня войти? Кажется, вместе с гостем в доме появляются боги и счастье?
Оторопевшая Амбапали посторонилась, впуская его. Она уже несколько дней не выходила из дому, переживая по поводу одного события. В то утро, думая о девочке на слоне, Амбапали облачилась в шелк и, украсив запястья и лодыжки браслетами, выехала на прогулку в паланкине. О, Шравасти оказался куда богаче и многолюднее Бенареса! Здесь были широкие улицы, мощенные камнем, величественные дворцы (у них были плоские крыши с беседками для сна в жаркую ночь), святилища, парки, пруды и водометы. Особенно Амбапали понравились водометы, бившие целыми каскадами струй. Вволю нагулявшись и насмотревшись на всякие диковинки, она отправилась к известному в Шравасти отшельнику, значку упанишады «Каушитаки». Изможденный старец, со смиренно сложенными руками и лбом, натертым белой золой, сидел на пороге шатра, сделанного из циновок. Старец принял подношение Амбапали, выслушал ее, зевнул и отогнал муху. Амбапали долго ждала ответа на свой вопрос, но знаток упанишады, казалось, заснул. Когда она уже хотела удалиться, мудрец разлепил веки и сказал:
— Покидающие этот мир имеют местопребывание на Луне, которая в первую светлую половину месяца постоянно увеличивается от их жизненного дыхания… Во вторую же темную половину месяца она подготовляет их к возрождению. Луна есть дверь, ведущая в небесные обители; кто отвечает на ее вопрос, того она пропускает, а тот, кто не дает ответа, низвергается вниз, превращаясь в дождь. Такие люди, по их делам и знанию, вновь рождаются в виде червя, моли, рыбы, птицы, льва, кабана, дикого осла, тигра, человека или другого существа в том или ином состоянии…
— А какой вопрос задает Луна? — спросила Амбапали.
Ответа так и не последовало, и на следующее утро она отправилась к старику опять. Однако на этот раз мудрец не пожелал говорить с нею и не принял подношение, перевернув чашку. Амбапали приехала к нему в третий раз. Старец выказал непоследовательное радушие и пригласил ее в свой шатер.
— Хочешь, я возьму тебя в ученицы? — предложил он, сверля танцовщицу маленькими белесыми глазками.
— А чему ты учишь? Упанишаде «Каушитаки»?
— Я учу многому, и все меня боятся. — Старик понизил голос и зашептал ей на ухо: — Я владею следующими священными способностями — зазывание, обзывание, оговаривание и обчихивание. Пока человек не встретился со мной, он чихает самым обычным способом, вот так: «Апчхи!» Но в моей власти наслать на него порчу и оговорить его чих. Хуже всего ему придется, если я устрою ему злое обчихивание. Скажу по совести, — мудрец захихикал, — немногие после этого наслаждаются чистым чиханием…