Будда
Шрифт:
Потом начнутся шаги по Восьмеричному Пути, который Будда называет срединным. Они требуют усилий продуманной ходьбы и духовной твердости, с которой уже нельзя больше потерять из виду первую цель, правильное мышление и правильные действия.
Глава XXIX
«Идти путем Будды»
Три колесницы буддийского учения — хинаяна, махаяна и ваджраяна — ведут, как мы видим, разными путями и в течение различных периодов времени к одной цели: к просветлению, к нирване. Если изначально приписывать им различную ценность, различное значение, то это, по мнению приверженцев махаяны и ваджраяны, свидетельствует
Возможно, уже само понятие буддизм как одно из многих «измов» слишком ограниченно для того, чему учил Будда.
Три колесницы предназначены для людей различного происхождения, различной сущности, различного мышления, то есть различного духа. Сообща они раскрывают ту космическую истину, что не имеет ни начала, ни конца, которая звучит в каждом слове Будды, хотя он не связал их в систему. Так как учение Будды и его продолжение в веках говорят о целом, то ему не нужна систематизация. Оно объясняет мировую систему, которую Будда ясно представил в своем учении об основном законе существования.
Для Будды важно не только учение для людей, но и изложение истины о всеобщей взаимосвязи существований и их мнимом бытии, которое Будда разоблачил как небытие, как изменяющуюся взаимосвязь условий, что явилось большой заслугой Будды.
Если несколько десятилетий назад считали, что Будда прежде всего провозгласил всеобъемлющую этику, то теперь, благодаря новейшим естественнонаучным знаниям нам известно, что эта этика является лишь условно познаваемым выводом из понимания всеобщей взаимосвязи нашего сознания. Трудность его познаваемого достижения состоит в том, что сансара как основной закон существований заставляет человека пребывать на ложном, лежащем в стороне пути, по которому большинство бездумно следуют.
Поэтому все серьезно предпринимаемые сближения с буддийским учением, которые должны привести к результату, имеют для большинства из нас предпосылкой ясный императив: ты должен изменить свою жизнь.
Ни один путь не проходит мимо этого. Но для многих необходимо изменение не внешней формы жизни, а внутренней: наше отношение к самому себе, наше понимание себя, а также наши отношения с ближними, с окружающим миром.
Изменить себя означает проснуться ото сна бытия, понять, это — путь Будды. Но это требует внимания и концентрации.
Я вспоминаю о столкновении с этими проблемами, которые занимали меня еще в юности. В начале семидесятых годов в Индии я познакомился со знаменитым тантрийским гуру, которому я обязан проникновением во многие тайны тантрического буддизма. После нескольких недель, проведенных в одном ладахском монастыре, мы еще раз встретились в Дели. Какая разница в сравнении с ладахским уединением в горах!
Следуя своим мыслям, мы молча шли рядом по улицам города.
Вдруг мой спутник тихо, так что я едва расслышал, сказал: «Человечество лежит в глубоком сне».
Я прислушался. Мы были окружены пешеходами, машины, сигналя, пытались протиснуться дальше, велосипедисты, громко крича, с трудом прокладывали себе дорогу. «В глубоком сне?» — переспросил я удивленно, так как подумал, что ослышался в городском шуме. «В глубоком сне», — повторил он, кивая головой, хотя в глазах у него светился лукавый огонек. «Для этого оно слишком быстро движется», — сказал я, указывая на людей вокруг нас. «Взгляд обманывает, как все, что мы видим и считаем действительным», — возразил он.
Не говоря ни слова, мы медленно двинулись дальше по улице. Я попытался
На одном из оживленных перекрестков Дели мы распрощались — он, чтобы найти себе жилье, я, чтобы пойти в книжный магазин.
Вечером у моих друзей я вспомнил о коротком разговоре. Так часто бывало в Азии: в нескольких словах, почти между прочим, затрагивается большая тема.
Спят ли они действительно, спешащие люди нашего времени? Слепы ли большинство из них, без чувств и без цели? Если рассматривать это бурное оживление с критической предвзятостью, то на вопрос следует ответить положительно. Но что должно из этого следовать: разочарование, равнодушие, отчаяние?
Разве мало таких, которые ищут выход, пробуждение? А как обстоит дело с пробуждением у моих друзей, у меня самого? Вопросы, ничего, кроме вопросов. И окружающий мир, который препятствует пониманию ответов, которые Будда дал на все вопросы существования.
Когда я попытался в этой книге сообщить что-то о смысле ответов и их значении для человека сегодня, то импульс не в последнюю очередь исходил из только что описанного разговора, запись которого я нашел в своей рабочей тетради, когда начал писать эту книгу.
С этой незабываемой встречи с тантрийским гуру я постоянно занимался буддизмом как учением и как вопросом для себя самого. При этом мне стало ясно, что именно сегодня для меня существует, вопреки превосходящей силе сансары, ряд возможностей сближения с буддийским учением, хотя азиатский взгляд на мир и его формы выражения затрудняют понимание для западного человека.
Но слово и образ открывают доступы, которые частично, благодаря их отчужденности, не только интересны, но и могут быть полезны для действительно ищущего.
Важным при этом является правильная оценка формы и вида, в которых нам встречается буддийское учение как литература и мир изображений. Буддийская литература выполняет свою учебную задачу иначе, чем библия или коран, также и живопись и скульптура в буддизме имеют совершенно другое значение, чем в христианстве.
Буддийские труды являются, как мы видели, сочинениями по обучению и медитации, в которых суть текстов составляет малоизвестная нам техника постоянного повторения. Читающий, а в Азии это в большинстве случаев декламирующий, должен слиться с содержанием текста. Написанное или напечатанное слово является не только помощью в жизни, но и указанием поведения. По духу своему, так хочет этого Будда, изменяется человек, не только в познании, но и во всем своем существе. Поэтому при чтении он воспринимает не постоянно новое, а уже знакомое ему. Главным в текстах является не только информация, не только стиль, но и влияние, изменение духа и сердца. Это длительный процесс. Образы оказывают то же воздействие, что и язык. Как мы уже видели, изображения для тантрийских буддистов не являются произведениями искусства в нашем понимании, не являются иллюстрациями прошедшей действительности или будущей возможности. Они есть отражения аспектов нашего сознания. В зависимости от их духовного или иконографического значения простой народ их либо боится, либо почитает. Такое понимание изображений резко отличается от понимания у нас, в Западной Европе. И текстам придается совсем другой смысл, другое значение, чем то, которое мы придаем нашей литературе. Они являются сопровождением в пути и могут даже стать, наконец, руководством в пути.