Будем жестокими
Шрифт:
Полю захотелось возразить, что интели иногда вспоминают об обществе, - не все уж так беспросветно, - если считают, что оно задолжало, но Володя перешел к констатирующей части своего эмоционального монолога.
– Я говорю это совсем не для того, чтобы опорочить кого бы то ни было. Просто это надо учесть при анализе причин, приведших к запрету. Мы оказались выброшенными на свалку. И этот факт следует изучить и исправить. Я не жалуюсь. Я сопротивляюсь. С вашей помощью я надеюсь вернуть тысячам интеллектуалам достойное место в духовной жизни человечества. Ваша секта станет...
–
– Нет, я не разрушитель, я - созидатель.
– Теоретик, значит. И созидаешь, конечно, новую стратегию интеллектуализма. "Новая интеллектуальная волна". Так?
Ответить Володя не успел. Его прервал телефонный звонок.
– Алло?
– спросил Поль, поднимая трубку.
– Здравствуй, Поль. Узнаешь? Тебя беспокоит Федор. Привет. Как добрался?
Ах черт, вспомнил вчерашнее Поль. Как нехорошо получилось. Я обидел его, кажется. Это был уже не первый случай, когда он незаслуженно обижал своих друзей. всякий раз это было неприятно и стыдно. И виновато во всем только пьянство. Пить надо меньше.
– Нормально добрался, - стараясь подавить смущение, сказал Поль.
– А ты?
– О, мне повезло. Останавливаю машину, а там девочка. Представляешь два часа ночи, и вдруг - такой подарок судьбы - девочка за рулем. Говорит, муж у нее очкарик, рохля и тряпка, приходится самой подрабатывать. Представляешь?
Поль попробовал... Угрюмая толпа. Мертвая девочка, ничком лежащая перед полицейским.
– Представляешь?
– переспросил Федор.
– Да-да, - поспешил ответить Поль, потому что изнутри опять поднялась волна рвоты.
– Послушай, Поль, - каким-то металлическим голосом сказал Федор.
– Мы знакомы с тобой тысячу лет. Между нами не должно быть ничего недоговоренного. Мы друзья, проверенные, прошедшие испытание временем. Это как последний патрон, как спасательный круг. И в том, что наша дружба выдержала самые жестокие испытания, залог нашей верности во веки веков. Неужели она даст трещину из-за ерунды, из-за двух-трех неудачных пьяных фраз.
– Да ладно тебе, - Поль терпеть не мог ссориться, но еще больше ненавидел примирения. И то, и другое казались ему чересчур нелогичными поступками и отдавали фальшью.
– Если я что-то не так сказал или не то сделал, прости меня, канючил между тем Федор.
– Как я могу тебя простить, если ты ни в чем не виноват? Виноват я, и это я должен просить у тебя прощения.
– И ты на меня не сердишься?
– Нет.
– Правда?
– Правда.
– Вот здорово! Ой, как хорошо! И мы пойдем в кабак?
– Можно и в кабак.
– И поговорим о твоем новом романе?
– Да, - с большой неохотой согласился Поль. И это тоже он не любил, но не отказываться же, раз свершилось такое грандиозное примирение. Любой отказ прозвучал бы диссонансом, еще одна до боли в висках неприятная вещь из-за профессиональной любви к формальной логике и правильно построенным диалогам. Четыре повода для расстройства одновременно, это чересчур. Приходилось выбирать. И нелюбовь к примирениям стала побеждать.
– Ты прости, Федор, -
– У меня здесь гости, потом поговорим.
– Кто? Кто там у тебя?
– неожиданно изменившимся голосом спросил Федор.
– Представляешь, вчерашний Володя пришел!
– Представляю, чего здесь не представлять.
– Позвони мне попозже. Хорошо?
– Хорошо.
– До свиданья, - сказал Поль и с облегчением повесил трубку.
Он вернулся к Володе и увидел, что тот дочитывает очередной рассказ из цикла "Голая любовь".
Темно. Зажигается ночник. Обнаженная женщина выскальзывает из постели и, не торопясь, начинает одеваться.
– Ты что это?
– спрашивает мужчина сонным голосом.
– Ухожу.
– Куда это?
– Совсем.
Мужчина приподнимается на локте, еще не все понимая спросонья.
– Оставайся.
– Я ухожу навсегда.
Происходящее начинает доходить до сознания мужчины.
– Но почему? Разве я не исполняю все твои желания, разве тебе мало ожерелья, машины, виллы?
– Можешь забрать их, они мне больше не нужны.
– Разве тебе было плохо со мной?
Женщина неразборчиво хмыкает, но продолжает одеваться.
– Послушай, но ты мне нужна!
Она не отвечает.
– Я люблю тебя, - говорит мужчина, и мы видим, что он очень серьезно относится к своим словам.
– Расскажи это деревенским дурочкам!
– Подожди, я серьезно, выходи за меня замуж!
– Не на ту напал!
– Ладно, - кричит вдруг мужчина и бежит к шкафу.
– Приберегал ко дню рождения, но раз такое дело...
Он достает сверток и передает его женщине.
– Вот.
– Что это?
– Маникюрный набор фирмы "Грезы настоящей женщины"!
– Не может быть, - женщина разворачивает сверток и вскрикивает.
– Дорогой мой, только настоящие мужчины исполняют грезы настоящих женщин! Я согласна на все сразу!
– Что это?
– чуть ли не с ужасом спросил Володя.
– Реклама?
– Почему реклама? Я называю это обозрением нравов.
– Нет. Это телевизионная реклама, я знаю.
– А что, хорошая идея. На экране это, действительно, будет смотреться.
– Не понимаю... Как же так... Так нельзя. Вы ослеплены, Кольцов, вы не отдаете отчета в своих поступках. Это же безумие! Почему вы считаете, что имеете право писать все, что вам в голову придет? Неужели вы никогда не задумывались о своих обязанностях? Вы модный писатель и должны...
– Знаю, - перебил его Поль.
– Все знаю, что я должен.
Писатель на посту
Стоит, не унывает.
Видит за версту
И мысли выражает...
Чего ему от меня надо?
– думал Поль, демонстративно запивая из горлышка чайника таблетку анальгина.
– Если бы вы знали, как нам нужна ваша секта! Нам просто необходима вера, все равно во что, хоть что-нибудь святое... Не в науку же верить. Мы должны преодолеть апатию и растерянность, поработившие нас, найти цель и добиваться ее, сметая все на своем пути. Религия? Пусть. Если она станет тем стержнем...