Будешь Моей!
Шрифт:
— Я люблю тебя, и горжусь — ответил он, когда отпустил меня — У меня была надежда, что ты бросишь свою идею, я готов был согласиться на адвоката.
Я засмеялась.
— Для адвоката нужно доброе сердце, я не могу защищать преступников.
— Так же как и отец.
Мы посмотрели друг на друга и одновременно вздохнули. Я не отступлю от задуманного, такая моя судьба и я приму её, чтобы меня не ждало в будущем.
2
®Макс.
Четыре года
Я падаю прямо на цементный пол, прохлада обволакивает мои потные руки и разгоряченные плечи. Дмитрий на верхней койке строчит что-то в записной книжке. Пока я отжимаюсь, он полностью погружен в записи. Какого хрена он там пишет?
Я снимаю наушники и выключаю свой плеер. Я сажусь и вытираю лицо от пота. Дмитрий не предоставляет информацию за спасибо. И то, что меня держат с ним в одной камере, некоторого рода наказание. Он, конечно, опасный, но не для меня.
Парни внутри, как собаки. Они принюхиваются, как только видят тебя, и тут же решают, могут ли тебя нагнуть.
Когда ты в тюрьме, никому нельзя рассказывать свое личное дерьмо, иначе не выжить.
Дмитрий усердствует, чтобы стать лучше благодаря образованию, ну, или, попросту притворяется. Его можно понять. Если он будет продолжать в том же духе, то ему скостят срок и выпустят по УДО. Там, снаружи, у него есть семья, его мать все еще верит, что он невиновен.
У меня другая ситуация, что бы я ни сделал, мое пребывание здесь ничто не облегчит. Если тебя обвинили в убийстве троих парней с особой жестокостью, считай, тебе конец. Девять лет торчать в тюрме. Это моя жизнь, моя реальность.
Арсения Валерьевна.
Прошло четыре года, я до сих пор её помню. Этот взгляд глубоко засел у меня внутри.
У нее миловидные черты лица, как у куклы или типа того, а каштановые волосы забраны в пучок, как у чертовой библиотекарши. Девочка слишком мала.
Она из того вида девушек, на которых никто не смотрит, но я посмотрел. Я видел, как она отвернулась. Представил, как сжимаю ее каштановые волосы в кулак и трахаю ее лицо.
«Я знаю, что ты наблюдаешь за мной, — подумал я. — Смотри внимательнее, детка».
Мне всегда говорили, что я привлекателен. И женщины. И даже мужчины. И я всегда ненавидел это.
В тюрме есть все что тебе нужно. Всё лезут к тебе с вопросами, требуют от тебя душещипательную историю, нет у меня нечего и не было. Я никогда не раскрою свое прошлое, все равно мне никто не поверит, даже если я решусь рассказать.
Я опускаюсь на руки для отжиманий. Пять подходов по сотне раз, а затем приседания. Чертова тюрьма переворачивает естественный порядок вещей.
Я живу чувством падения. Иногда я просыпаюсь посреди ночи с поднятыми руками, защищаясь от того, чего нет. Уже долгое время никто не причинял мне боли, и я намерен оставить все так, как есть.
Я не могу находиться в четырех стенах, ненавижу потолки, а решетка… черт
Первую неделю я провел в психушке. Меня трясло и рвало. Хреновые времена. Тогда общественный защитник — он, кстати, был хорошим парнем — поднял шумиху по этому поводу, и меня перевели в психушку.
Правда, стало только хуже. Они все время накачивали меня лекарствами, я даже не мог ясно видеть, не мог остановить ночные кошмары. Больше, чем быть взаперти, я ненавижу быть под действием лекарств. Так что я реально работал над своей психикой, отрабатывал техники дыхания, разговаривал и тому подобное.
Дверь камеры открывается канвой стоит и смотрит на меня.
— Заключённый 5582, на выход — прогремел его голос.
Вот так вот, теперь у меня не имя, а четыре цыфры.
Я встал и вышел из камеры лицом к стене. Обычное дело, множество раз это проходил.
— К тебе гости, в первые за четыре года — сказал он.
Я покачал головой и проговорил:
— Я никого не жду.
Он злобно ухмыльнулся. Он наклонилсяко мне, его толстое, блестящее лицо застыло всего в паре миллиметрах от моего:
— Естественно. Если что нибудь выкинешь, на месяц загребешь в карцер.
Карцер моё второе жилье. Тяжелая решетка закрывается позади меня с лязгом. Звук отдается даже в моих костях. Ряд последовательных механических щелчков намекает на хорошую систему безопасности под черной железной пластиной. Со зловещим гулом загорается маленький зеленый огонек над решетчатой дверью.
Мы входим в комнату для допросов. Спиной к стене стоит мужчина в костюме.
— У вас есть час — говорит он
Какого хрена я здесь делаю!?
— Как тебе живётся в тюрьме — раздался голос — так же как на воле или по другому?
Мужчина обернулся. Он был молод, но уже источал силу и волю.
— Тебе так интересено? — погрозил ему пальцем, но затем улыбнулся, словно гордый родитель, который любит пошутить — могу помочь.
— Не стоит, Максим — заверил меня мужик.
— Макс — я его поправил — что нужно тебе от такого как я?
— Я изучил твоё досье — он нахмурился — ты мне понравился.
— Правда? — я изогнул бровь.
— Не в этом смысле придурок — ответил он.
Что-то здесь явно не так.
— У меня к тебе деловое предложение — он кинул на стол пачку сигарет — нам стоит это обсудить — четко проинструктировал он.
— Слушаю — Я закурил впервые за четыре года — что тебе нужно, от такого как я?
— Я хочу тебя в свою команду — он сел рядом — с твоим умом. С твоим навыками. У тебя будет все, свобода и жизнь, все как ты любишь.
Реальность стала слишком реальной. Или недостаточно реальной. Я уже ни в чем не был уверена. За четыре года жизни в тюрьме, и изощрённой лжи все совсем запуталось. Жизнь была сущим дерьмом. А это походило на рай.