Будет так, как я хочу!
Шрифт:
– Но ведь они сначала к Глебу пристали, потом ко мне… Может, у него просто не хватило денег, чтобы им отдать?
– А это уже не твоего ума дело, Настя. Меньше знаешь, лучше спишь.
– Спасибо тебе, папа! – мне плевать было на его суровый вид и сердитые слова. Очень хотелось броситься на шею и обнять. Но… у нас так не принято. Только бабушка тискаться никогда не запрещала. Отец такого не позволял. – Я… пап, я устроюсь на хорошую работу и обязательно все тебе верну!
Он прокашлялся, словно кусок в горле встал.
– Что ты отдавать мне собираешься?
– Ну… деньги… Ты же все
– Ты в своем уме, Настя? Я же сказал: с сегодняшнего дня никто никому ничего не должен. Все. Разобрались. Точка.
– Но… так ведь не бывает, пап… – была уверена, что где-то кроется подвох. Но не могла понять, в какую сторону смотреть, чтобы разобраться.
– Бывает по-всякому. Кстати. Ты сказала, что вы с этим олухом расстались?
– Он не олух! – все прошлые обиды на Глеба куда-то пропали. Вместе с радостью, что он жив и свободен, вернулись прежнее обожание и любовь. И готовность всегда вставать на его защиту.
– Какая разница? Он мне сказал, что бросил тебя. Это правда?
Потупила глаза. В таких вещах сознаваться больно и стыдно. Кому угодно, не только отцу.
– Да, – выдавила из себя еле слышно.
– Отлично. Я очень рад!
– Как это может радовать, папа?
– Обыкновенно. Тебе не нужны такие проблемные хахали. А его по-другому нельзя назвать.
– И ты будешь против, если мы помиримся?
– Это исключено. – Отрубил. Все. Не стоит даже заикаться по этому поводу. И что дальше делать? Вдруг, Глеб захочет вернуть все назад? – И даже не вздумай идти на попятную. Если только узнаю, что ты разрешила ему приблизиться хоть на пару десятков метров…
– То что, папа? – не выдержала его театральную паузу. Не могла не спросить.
– Ему сказкой покажется то, что было вчера и сегодня. Поверь, я смогу устроить ему ад при жизни.
– За что? За то, что он любит твою дочь? – хотела добавить, что он единственный, кто меня по-настоящему любил, но не посмела.
– За то, что тебе пришлось пережить. Только за это можно стереть с лица земли.
– Но, папа…
– Молчи. Не стал ему жизнь портить только потому, что тебя не хотел расстраивать.
– Спасибо… – но он не расслышал мою тихую благодарность. Отца, похоже, несло.
– Пусть живет. Но при одном условии: вы друг друга не знаете, и никогда больше не будете знать! Ты поняла это, Настя? Мне плевать, что и как он будет делать. Главное – чтобы ты ему это не позволяла!
Он говорил еще много на эту тему. Но я уже плохо понимала. Каждая новая фраза будто камнем падала. Пробивала новую дыру в моей душе. Через эти дыры утекали последние надежды на чудо и на счастье. Ведь я почти поверила, что Глеб ушел не по своей прихоти, что ему пришлось поступить так. А теперь, когда проблемы решены, он должен был ко мне вернуться. Не должен – просто обязан. Всего каких-то несколько минут я была наполнена радостью. Зря. Оказалось, что совершенно зря.
Глава 7
Наверное, надо было остановиться в самом начале. И сейчас было бы не так больно. Пережила бы разлуку, без всяких падений на дно отчаянья.
*********
– Глебушка, прости! Мне очень стыдно! – я тогда пряталась на его груди, не рискуя поднять глаза. Хотелось умереть
– Что случилось, Настя? Ты кого-то убила и плохо спрятала труп? – он, как обычно, не растерялся. Словно имел пару шуток в запасе для любого жизненного случая.
– Я не смогла признаться девочкам, что мы с тобой встречаемся! – выпалила отчаянно, снова спрятала лицо в его огромном теплом шарфе.
– А мы с тобой встречаемся? Это точно? – заставил поднять голову, посмотрел серьезно.
– А разве нет? – от стыда и следа не осталось. На его место пришли злость и растерянность.
– Это тебе решать. Если меня стесняешься – так и скажи. Только сразу определи, в чем конкретно дело. Очень многое быстро меняется. – Он улыбнулся только губами. Глаза оставались серьезными. – Только имей в виду, красить волосы, делать маникюр и прочие гадости я даже ради тебя не буду!
– Да ну тебя! Я на полном серьезе, а он вечно со своими шуточками! – легонько стукнула по груди. На душе немного полегчало. – Просто они вечно хвастаются своими принцами на крутых тачках…
– А мы с тобой ездим на метро. В этом дело?
– И в этом тоже… – я стыдливо опустила глаза. Никогда не интересовалась разными проявлениями роскоши. И все эти крутые тачки были не нужны. Отец предлагал купить мне машину, чтобы не толкалась в часы пик под землей. Но… я элементарно боялась водить. На права сдала, как только стукнуло восемнадцать, на том мои успехи и закончились.
– Нужно, чтобы я приезжал за тобой на дорогой тачке?
– Нет. Не нужно мне этого, Глеб! Ты, главное, сам приезжай, приходи, хоть на велосипеде!
– Будет, Настя, дорогая тачка. Только придется немного подождать. Если хочешь, я на это время от тебя отстану. Только скажи. – Говорил, а сам прижимал к себе все крепче.
– Что, вот так прямо – раз, и исчезнешь? – стало любопытно даже. Неужели, это только я себе любовь неземную нарисовала? А он готов просто взять и отказаться?
– Нет, конечно. И ты от меня никуда не денешься. Просто поставим отношения на небольшую паузу. Пока я не подкачу за тобой на дорогой спортивной тачке… – говорил уверенно, а в глазах какая-то горечь разливалась, изгиб губ становился тверже, из рук уходила нежность. – Если это действительно так важно.
– Нет. Не нужно мне никаких тачек! Мне нужен ты, Глеб. Здесь и сейчас. Такой, какой есть!
А могла бы покапризничать, заставить его взять эту самую паузу… Глядишь, ничего такого и не случилось бы. Поваляли бы дурака какое-то время, а потом снова оказались вместе. Уверена, он вляпался в какую-то заварушку ради того, чтобы заработать денег. Не на тачку, так на квартиру.
Но я боялась этих пауз. Расставаясь вечером, уже через секунду скучала. Не хватало его глаз – любящих, жадных, не оставляющих меня ни на мгновение. Тосковала по его рукам, обнимающим то бережно, то крепко, до невозможности вдохнуть; по губам, по голосу, по крепкому надежному телу… Каждый раз, встречаясь с ним, я будто выходила из серой пыльной комнаты в огромный разноцветный мир. Меня встречали цвета и запахи, звуки и ощущения, о которых не догадывалась раньше. Каждое наше «пока, до встречи» снова закрывало меня наглухо в темной и безжизненной тюрьме.