Будет только хуже
Шрифт:
Ответ, в принципе, уже был понятен и без слов, но Влад решил его всё-таки проговорить.
— Я что, тоже проходил через эту камеру? — он устало кивнул в сторону массивной металлической двери.
То, что это был аналог той камеры, в которой согласились посидеть пограничники, он уже не сомневался.
Ставицкий проследил за взглядом собеседника.
— Скажем, такая вероятность имеется. И учитывая то, с каким горячим желанием тебя и наших друзей из погранслужбы хотели прикончить, применяя всё вплоть до ядерного оружия…
— Верить, — задумчиво повторил Влад, глядя в пол. — Учёный должен не верить. Учёный должен знать.
— Ну, прям! — всплеснул руками Ставицкий. — В нашем деле, знаешь ли, тоже нельзя без веры. Без веры в результат. Сначала ты веришь, что твоя гипотеза верна. Потом веришь, что найдешь ей теоретическое обоснование, потом — что сможешь реализовать теорию на практике.
— То есть я помню ту, правильную реальность потому, что проходил через эту камеру в этой реальности, — констатировал Влад.
— Типа того, — Ставицкий отхлебнул из фляжки. — Это особое место, Влад. И ты своего рода связываешь обе реальности. Примерно так же, как твои товарищи пограничники, но в то же время по-другому. Всё-таки они сначала прошли процедуру, а потом оказались здесь, а ты должен её пройти, чтобы оказаться там. И есть вероятность того, что запуск генератора с тобой, пока ты будешь в камере, вернёт всё на круги своя.
— Всего лишь вероятность?
— Как ты, правильно заметил, я — учёный, и исхожу из того, что исход того или иного события всегда может оказаться не совсем таким, как мы того ожидаем. Просто потому, что всегда можно забыть учесть какой-нибудь важный фактор. Понимаешь?
— Понимаю.
— Но я верю, в то, что у нас должно получиться, — завершил мысль Ставицкий. — Ты, кстати, помнишь, когда впервые стал видеть видения?
— Вы же уже знаете, зачем спрашиваете?
— Так, из вежливости, — сморщился Ставицкий. — Но для порядка я озвучу: видеть ты их стал, когда началась война. Ты ещё стал плохо спать, о чём ты и написал в своём дневнике.
— Я смотрю, его уже успели прочитать все, кому не лень, да Лёша? — Влад шмыгнул носом, обращаясь к капитану, который сидел у приборной панели и, казалось, готов заснуть. — Только ведь не ошибусь, если скажу, что тогда многие перестали спать спокойно. Так себе зацепка.
Слова Влада заставили Алексея разомкнуть веки. Он полез за пазуху и достал порядком истрёпанный дневник.
— Прости, так было надо. На, держи свой дневник Апокалипсиса, — он попытался добросить его до Влада, но книжица упала, не пролетев и половину нужного пути.
— Но кое-что ты описал очень правдоподобно, события, о которых знал Алексей и Павел, когда пребывали в другой вселенной. Это хоть как-то объясняло то, что наши противники пытались убить всех пассажиров того злополучного поезда.
— Они знали, что на нём есть тот, кто может связать обе вселенные, — вдруг подал голос Алексей, — но,
Пограничник затряс головой, приводя себя в чувства. У Влада вертелся какой-то вопрос на языке, мысль, которую он только что хотел озвучить, но реплика капитана его сбила с неё.
— Но получилось так, что это именно я? — наконец уточнил он, хотя спросить хотелось о чём-то другом. — Именно от меня зависит, вернётся ли этот мир в норму, а не от кого-то другого, так?
Влад хотел рассмеяться, но от этого только сильнее болело в груди.
— Так.
— Это странно. Почему именно я?
— А почему нет?! — всплеснул руками Ставицкий. — Как будто ты первый, кто задаёт себе эти вопросы. Так получилось! Так бывает! Ты думаешь, я себе не задавал этот вопрос? Как будто я просто так решил упиться до смерти.
— Так! Давайте заканчивать приготовления, а то я прямо ощущаю как разваливаюсь на составляющие, — неожиданно твёрдо произнёс Алексей. Он поднялся, опираясь на приборную панель, на которой остались кровавые отпечатки его ладоней.
И они продолжили заниматься подключением генератора, тем более, что им действительно становилось всё хуже и хуже.
Влад наблюдал за приготовлениями Ставицкого, который щелкал тумблерами на панели управления, переключал что-то на щитках, переставлял кабели из одного гнезда в другое, потом задумчиво смотрел на стрелки приборов, и снова принимался за настройку.
Несколько раз свет моргал, а однажды вообще погас, и работать пришлось в свете электрических фонариков, тихо матерясь и проклиная проводку, или что там ещё могло гореть, так как в помещении явственно запахло жжёным пластиком и резиной.
Господи! Да сколько лет этому оборудованию, думал в тихом ужасе Влад, и его спутники, за исключением разве что Ставицкого, были такого же мнения. Ни тебе ни одного ЖК-монитора, ни одного сенсорного экрана. Всё, буквально всё было лампово-аналоговым. Да как они вообще могли воздействовать на материю пространства с такими-то агрегатами!
На все эти немые восклицания в голове сам собой всплыл образ Николы Теслы и его экспериментов. Мол, на, получи и распишись. Человек и не такое делал и без всяких там микрочипов. Ну, ладно.
— Ну что там? — кричал в темноте Алексей, обращаясь в Ставицкому.
— Надо заменить предохранители и перебросить питание! — отвечал учёный.
Влад и Павел таскали детали и катушки с проводами, обжимали их и закручивали клеммы там, где указывал Ставицкий.
Несмотря на первоначальную неприязнь к Ставицкому, вызванную первым впечатлением от встречи, теперь Влад даже восхищался учёным, которому нравилось своё дело.
Фонарь выхватил его напряжённое, уставшее, но на удивление, увлечённое лицо с отвёрткой в зубах, когда он переключал очередные тумблеры.