«Будет жить!..». На семи фронтах
Шрифт:
Мы быстро заняли указанное место. Подполковник Омельченко выслушал доклад нашего комбата капитана Жихарева и разрешил стоять вольно. Он расхаживал перед строем, внимательно наблюдая за дорогой. Вскоре из леса на большой скорости выехала легковая автомашина. Она остановилась в нескольких шагах от командира бригады. Из нее вышел высокий генерал, огляделся и направился навстречу Омельченко, который, подав команду: «Бригада, смирно, равнение — на средину!» — уже спешил с рапортом.
Прибывший к нам командир корпуса генерал-майор Виктор Григорьевич Жолудев был любимцем десантников. Каждый наизусть знал его боевую
Генерал-майор Жолудев провел строевой смотр бригады, а затем — тактические учения, которые продолжались трое суток. Подразделения совершали длительные марши, атаковали «противника», блокировали аэродромы. Несмотря на длительные переходы и действия в сложных условиях лесисто-болотистой местности, в частях не было случаев заболеваний или травм. Жолудев отметил хорошую работу санитарной службы, а нас с Сашей Воронцовым, моим однокашником, тоже возглавлявшим санитарную службу одного из парашютно-десантных батальонов, даже поставил в пример. Очень было приятно слышать похвалу из уст нашего замечательного командира.
Учения мы посчитали последней проверкой перед выполнением новой ответственной задачи. Теперь уж сомнений не оставалось: следующая тревога станет не учебной, а боевой.
И она прозвучала 29 июля 1942 года, на рассвете. Батальон подготовился к маршу. Он выстроился на дороге в походной колонне, когда поступила неожиданная команда:
— Парашютов не брать!
Такое распоряжение мы получили впервые. Чем оно было вызвано — никто не знал.
— В чем дело? — спрашивал я у Жихарева и Коробочкина, но и они ничего пояснить не могли.
Лишь при следовании к железнодорожной станции нам сообщили, что приказано прибыть в район расположения штаба корпуса, который по-прежнему находился в Люберцах. Видимо, обстановка изменилась и нам предстояло действовать уже не в полосе 2-й ударной армии Волховского фронта, а где-то в другом месте.
Глава третья
МЫ — ГВАРДЕЙЦЫ
Нас преобразуют в пехоту. — Необычное пополнение. — Между Доном и Волгой. — Медсанбат принимает раненых. — Операции под бомбежкой. — На «зеленом пятачке». — И на фронте песни жили.
Поезд быстро набрал скорость и помчал нас в юго-восточном направлении. За окном тянулись сплошные хвойные леса. Я сидел рядом со Степаном Жихаревым. Комбат, глядя в окно, молчал, думая о чем-то своем. О чем — легко было догадаться. Покидая обжитое место, откуда отправлялись на трудные задания, невольно вспоминаешь тех, с кем шел на врага и кто остался навечно лежать в земле. Необозримые массивы лесов были для нас вторым домом, могучие кроны деревьев скрывали от противника, помогали незаметно для него совершать смелые, дерзкие рейды.
К нам подсел Николай Иванович Коробочкин.
— Ну
— Не по болотам грустим, — отозвался я. — По друзьям погибшим…
Коробочкин вздохнул и тоже замолчал. А насчет комариных краев он был прав. На прежнем месте нас действительно мучили комары, а топи и трясины затрудняли бесчисленные учебные марши и броски. И все-таки мы успели привыкнуть, обжиться там. Что ожидало нас теперь? Тревожные сообщения Совинформбюро свидетельствовали о том, что враг нацелил свой удар на Сталинград и Кавказ.
У меня все же оставалась надежда, что поставят задачу действовать в районе Орла, где, судя по последним сводкам, снова было очень жарко. Впрочем, надежда слабая, ведь не зря же мы оставили парашюты. Их собрали хозяйственники и погрузили в отдельный вагон. Значит, готовилось что-то иное.
Эшелон шел до самой Москвы быстро, словно курьерский поезд. Оказались мы на станции Нахабино. Там уже стояло несколько железнодорожных составов с десантниками.
В тот день, когда мы прибыли в Нахабино, как узнал я позднее, немецко-фашистское командование повернуло с кавказского направления на сталинградское 4-ю танковую армию. Ее передовые части уже 2 августа вышли к Котельниковскому, создав угрозу прорыва к Сталинграду с юго-запада.
В Нахабино нас встретили представители штаба 1-го воздушно-десантного корпуса. Они сообщили, что приказом Верховного Главнокомандующего на базе нашего корпуса формируется 37-я гвардейская стрелковая дивизия. Ей предстоит вместе с другими вновь созданными соединениями отправиться в район большой излучины Дона.
Когда я вышел на перрон, командир бригады подполковник Омельченко разговаривал о чем-то с заместителем командира корпуса подполковником В. К. Гончаровым.
Вскоре поступила команда покормить личный состав и организовать его помывку в санпропускнике. На все давалось четыре часа. После этого нам нужно было следовать в Люберцы.
Известие о том, что нас преобразуют в пехоту, быстро облетело батальон. Нужно — значит нужно! Однако многих печалило, что придется расстаться с формой десантников. Гончаров успокоил, пояснив, что форма одежды пока остается прежней и она, как и раньше, будет помогать десантникам наводить страх на гитлеровцев.
Тем временем санпропускник был готов, и подразделения стали поочередно отправляться на помывку. Душевые были оборудованы в паровозном депо. Не верилось, что здесь совсем недавно находились локомотивы — поражала чистота.
Вечером мы снова заняли свои места в вагонах. До Люберец добрались уже в сумерках. Разместили нас в районе Лыткарино.
2 августа на построении объявили приказ о присвоении наименований частям новой, 37-й гвардейской стрелковой дивизии. В своем выступлении генерал Жолудев сказал, что формирование на базе нашего соединения гвардейского является показателем высокого доверия командования. Это доверие предстоит оправдать в боях своим мужеством и стойкостью. Командир сообщил также, что на южном крыле фронта сложилась тяжелая обстановка и нам придется встретиться с многократно превосходящими силами врага. Задача — остановить захватчиков, измотать и обескровить их ударные группировки и созвать условия для полного разгрома.