Будни рэкетиров или Кристина
Шрифт:
У Московского моста таксист заложил вираж, и машина оказалась на проспекте Героев Сталинграда. Вскоре они заехали во двор и остановились возле парадного. Таксист включил в салоне свет, чтобы удобнее было рассчитываться.
– Только не говорите, что деньги дома забыли, – с неприятной усмешкой сказал таксист, глядя, как Кристина потрошит сумку.
– Да, нет, не забыла, – откликнулась, не отрываясь от поисков, Кристина. – А что, бывают проблемы?
– Бывают, – скривился таксист. – Привез я недавно одного мудака. На Оболонь, кстати. Тут, неподалеку, на Полярную. В дребадан бухого. Мало того, что дважды останавливались, он через дверь блевал…
– И чем закончилось? – спросила Кристина, на секунду отвлекаясь от поисков.
– А ничем. Пообещала, шалава, ментов вызвать. Уехал ни солоно хлебавши. Иди, докажи, что не верблюд. Думал вычислить козла, да рожу намылить, – мечтательно добавил водитель, – но, когда десять часов за баранкой отсидишь, на подвиги не очень-то тянет.
Кристина нашла кошелек и отсчитала обещанную сумму.
– И часто такое бывает? – поинтересовалась она, передавая купюры из рук в руки.
– Бывает и не такое. Бывает и струной душат. И прыгают на ходу. Или выходят на минуту. И с концами. Если в парадном, к примеру, черный ход. За всем не углядишь.
– Ничего себе, – сказала Кристина и взялась за ручку двери.
– Люди все разные, – напутствовал ее таксист. – И у каждого своя история. Я вот недавно барышню вез. Вашего, примерно, возраста. На аборт. Ну, это она потом мне сказала. К роддому, говорит, и в слезы. То, се, разговорились. Короче, муж сказал, не до детей, мол.
– Отвезли? – дрогнувшим голосом спросила она.
– Отговорил. По пути. И домой вернул. Деньги, правда, взял. В одну сторону. – Таксист потянулся за сигаретой, утопив в панель прикуриватель.
Кристина уже стояла снаружи, положа руку на дверцу, когда во дворе закружились крохотные, похожие на мотыльков снежинки. Они замельтешили в свете фар, а те, что опустились ей голову, сверкали, как бриллианты в короне. Деревья зашелестели тревожно. В этом шелесте чудился многоголосый шепот.
– Вот те раз, – сказал таксист и выпустил облако дыма в потолок. – Дождались.
– А на завтра двадцать градусов обещали…
– Прогноз слушали?
– Один таксист сказал…
– Кто ж этой братии верит? – ухмыльнулся таксист. – М-да. Нет ничего паскуднее, чем раздолбать машину в мартовский гололед. Точно вам скажу.
– Это как погибнуть 9-го мая?
– Ну, где-то так. – Таксист сбил пепел в форточку. – Не успели весне порадоваться, как опять двадцать пять. Здравствуйте пожалуйста. Ну и погода. Вот спасибо.
– Да, – механически согласилась Кристина и сердце у нее защемило. А от чего, она и сама не знала. – Не успели порадоваться…
– Ступайте, – сказал таксист, – а то еще продует. Менингит, говорят, штука суровая.
– Ну… счастливо вам. – Сказала Кристина.
– И вам счастливо.
Кристина поднялась к лифту, зашла в кабину и нажала кнопку своего этажа. Струсила с волос снежинки, уже обернувшиеся капельками. Механизмы скрипнули и кабина, подрагивая, двинулась вверх.
Лучше бы она остановилась. Лучше бы Кристина застряла в лифте.
несколькими днями ранее
Пока Кристина
– Я же тебе говорил, Бандурий! У одной газовой баронессы с Вованом кантуемся. В пригороде.
Атасовская же просторная квартира в центре, да еще в пяти шагах от метро, была открыта приятелям чуть ли не круглые сутки. То Протасов с Вовчиком обрушивались, как снег на голову, то Армеец заглядывал на огонек. Андрей баловался с Гримо, которому шел девятый месяц, с пассивным неодобрением наблюдая, как Атасов ежевечерне залазит в бутылку. Сам Бандура, как правило, не пил, хоть Атасов и звал, за компанию.
– Давай, Бандура, садись.
– Не могу, Саня. Печень. Да и ты бы, заканчивал с этим делом. Ей-богу, цирроз печени заработаешь.
– Так, типа и будет, – меланхолично отвечал Атасов, наливая себе еще. По возвращении из Винницы он ходил чернее тучи. Его отец лежал в госпитале с неутешительным диагнозом – раком почек.
– На глазах гаснет, – сказал Атасов Андрею. – Я с врачами переговорил, по душам, типа. Ну, месяц у него. От силы…
– Он не знает? – спросил Андрей, ежась, как будто похолодало.
– А зачем ему говорить? Пускай доживет в неведении, типа.
В тот вечер Андрей не заставил себя уговаривать, случай обязывал, и они крепко выпили.
– И ничего нельзя сделать? – спросил Бандура, когда они прикончили первую бутылку.
– Место можно заказать, – без тени улыбки сказал Атасов, – на кладбище. Такая стадия – это билет в один конец. Вот он его и вытянул. Значит, типа, не повезло. Давай, Бандура, разливай, не томи душу.
Они опрокинули еще грамм по сто.
Был такой журнал, в советское время, «Знание – сила» назывался, – продолжал Атасов. [86] – Может, типа, и сейчас есть, только я давно не видел. – Он прервался, закурив сигарету.
86
К счастью, Атасов ошибся, этот замечательный научно-популярный журнал, основанный в 1926 году, выходит до сих пор. Девиз журнала: «Знание само по себе сила»
– Это ты к чему клонишь?
– А к тому, типа, что в половине гребаных случаев, так оно, Бандура, и есть. Знание – сила. А в половине таким боком эта сраная жизнь оборачивается, что знание ни хрена не сила. Понимаешь?
– А кто же тогда сила? Незнание? Так что ли?
Атасов почесал затылок:
– Да нет, наверное…
– Незнание не сила? – предположил Андрей.
У тебя вышел слоган в духе Оруэлла. [87] – Задумчиво проговорил Атасов. – Незнание – не сила. Красиво, типа, звучит.
87
Оруэлл Джордж, (1903–1950), английский писатель, прославившийся, главным образом, сатирической притчей «Скотный двор» (1945) и романом-антиутопией «1984» (1949). С подачи Оруэлла в обиход вошли термины «Двоемыслие», «Мыслепреступление» и другие, из осмеянного им Новояза