Будни войны
Шрифт:
6
Без малейшей необходимости капитан Исаев дал волю нервам, разговаривая с майором: оказалось, только минувшая бомбежка и помешала тому еще сегодня днем найти его и сообщить, что он должен немедленно явиться к полковнику Ворожилову Андрею Трофимовичу. Дескать, остальное полковник сам скажет, если… сочтет нужным.
О полковнике Ворожилове капитан Исаев слышал. Дескать, он знающий свое дело командир, наделенный талантом военачальника, организаторскими способностями и смелостью, находчивостью в бою; лучшее тому подтверждение — орден Красного Знамени, которым Андрей Трофимович награжден еще в гражданскую войну за штурм Перекопа.
Полковник Ворожилов, когда капитан Исаев представился ему, крепко пожал его руку и спросил, словно залп из главного
На первую половину вопроса капитан Исаев ответил без малейшего промедления, а потом на мгновение задумался. Откровенно говоря, очень хотелось, назваться командиром отдельного сводного батальона особого назначения. С другой стороны… А вдруг майор Петров лишь для отвода глаз, предполагая, что у него, капитана Исаева, во всю силушку заполыхали честолюбивые помыслы, назвал его комбатом? Вдруг не сохранилось (или даже не было вовсе) бумаги, подтверждающей это? Лучше уж и умереть командиром роты, чем прослыть самозванцем! И он назвался ротным командиром.
А еще через несколько минут, даже не присев сам и не предложив сесть капитану Исаеву, полковник Ворожилов ровным голосом и отрывистыми фразами, глядя неизменно только в глаза, поведал, что он, полковник, сегодня уже командир полка моряков-добровольцев, которые, скорее всего, в ближайшие дни станут десантниками. Куда будет брошен полк и в полном составе или расчлененный на батальоны и даже роты — не тема для сегодняшнего разговора. Если капитан Исаев чувствует себя способным участвовать в том большом деле, которое маячит перед полком, — милости просим, хоть сейчас принимайте роту. Между прочим, полк сформирован исключительно из моряков — вчерашних корабельных электриков, торпедистов, рулевых, трюмных машинистов; есть в его составе и курсанты военно-морского политического училища. Короче говоря, из всей сухопутной тактики, как военной науки, эти парни хорошо только и знают, что по команде или сигналу командира надо обязательно быстро подняться в атаку. И они поднимутся. И бросятся вперед. И многие из них лишь из-за своей военной малограмотности полягут на том поле боя. Отсюда какая задача вытекает уже сегодня? Буквально за считанные дни вдолбить, втемяшить — какое из этих слов вам больше нравится, то и выбирайте, — так вот, надо во что бы то ни стало втолковать им хотя бы самое-самое основное, а потом, когда придет пора и они окажутся на сухопутном фронте, учить дальше и одновременно ежеминутно заставлять их строго выполнять все то, что должны были намертво освоить раньше. Требовать, требовать и еще много раз требовать. Жестко. Даже вроде бы — беспощадно!
Понятно или нет, почему оказано: «Вроде бы — беспощадно»? По отношению к ним жалеть —быть беспощадно требовательным.
Если капитан Исаев все понял, если у него нет вопросов, предложений или просьб, то первый разговор будем считать оконченным и прошу приступить к исполнению обязанностей. Когда приступить? Хоть сейчас, но никак не позже завтрашнего утра.
Капитан Исаев в казарму, где квартировала его рота, пришел за полчаса до общего подъема, а покинул ее лишь глубокой ночью. Двое суток подряд так было. Спрашивается, когда же спать?
Решение проблемы, казавшейся невероятно сложной, нашлось совсем рядом: только обмолвился в разговоре с одним из командиров взводов, что в положении его, капитана Исаева, разумнее всего, пожалуй, жить под одной крышей с ротой, как обнаружилось, что рядом, с баталеркой пустует чуланчик; он, правда, не имеет даже малюсенького окошечка, даже самой примитивной форточки, но разве наличие всего этого так уж обязательно?
В чуланчик втащили койку, застелили казенным бельем. И капитан Исаев без колебаний переселился сюда. Тут и заметил, что матросы даже очень доброжелательно восприняли и переезд, и то, что все его имущество запросто умещалось в сумке от противогаза.
Сейчас все это — и назначение командиром роты в полк десантников, и почти круглосуточные занятия основами сухопутной тактики — уже в прошлом. Сегодня, 5 октября, капитан Исаев вместе со своими матросами сидит на днище шлюпки и, кроме соседей, никого и ничего не видит в темноте, обступившей
Вроде бы все спланировано лучше не надо, вроде бы есть большая надежда на успех задуманного. Однако мы пока погодим праздновать победу: война уже научила не особо спешить с окончательными прогнозами.
Капитану Исаеву казалось, что шли они от Кронштадта до Петергофа неоправданно долго. А что может быть хуже ожидания, да еще в то время, когда наверняка знаешь, что скоро вступишь в неизбежный кровавый бой? Может быть, в последний для тебя? Это лишь бессовестные хвастуны болтают, будто им вовсе неведом страх. Врут беззастенчиво, цену себе набивая! Ведом он, тот страх, каждому человеку. Разумеется, если он, тот человек, нормальный. И первый подвиг, который совершает любой солдат, готовящийся идти в бой, — преодоление своего страха; потом, когда это уже свершится, будет несоизмеримо легче, там сам бой полностью овладеет твоей душой, уничтожив все прочее.
Капитан Исаев был нормальным человеком. Он, вместе с подчиненными сидя на днище шлюпки, откровенно боялся предстоящей первой встречи с фашистами на петергофской земле, гадал: посильно ли ему окажется сразу уловить главную жилу боя?
Чтобы хоть несколько ослабить нервное напряжение, попытался заставить себя думать о приятном — о прошлогоднем отпуске, который целиком провел с Аннушкой, Полиной и Фишкой, в родной деревне провел… Но думать сейчас о том, что не имело прямого отношения к сиюминутному, было против человеческого естества, и вместо светлых воспоминаний, молодящих душу, вдруг пришло в голову, что давно, впервые увидев на почтовых открытках сказочно прекрасные фонтаны Петергофа, он твердо решил обязательно побывать здесь, все увидеть своими глазами. И вот на шлюпке идет в Петергоф. Не любоваться красотами, созданными гением и руками людей. Оказавшись там, он, возможно, даже лично будет вынужден уничтожить, сокрушить что-то, многие десятилетия радовавшее людей. К примеру, тот же Дубок. Чтобы не сокращал сектора обзора или ведения огня…
Берег, на который предстояло высадиться десантникам, надвинулся черной стеной. Неожиданно надвинулся. Безмолвно, угрожающе.
— Товсь! — донеслось из ночи еле слышное.
Капитан Исаев, сразу забыв о недавнем безотчетном страхе, привстал, понадежнее ухватил автомат.
Напряженно ждал приказа полковника Ворожилова или выстрела с берега, но увидел, что пеньковый трос, соединявший их шлюпки с морским охотником, неожиданно ослабел, бесшумно и как-то безвольно скрылся в воде, казавшейся черной. Теперь шлюпка шла вперед только по инерции. В полной тишине шла.
Но вот под носом шлюпки заскрипел песок. Моментально, призывно взмахнув автоматом, капитан Исаев прыгнул в воду. Не с носа шлюпки, до которого, сделав шага три или четыре, можно было добраться посуху, а с борта. Там, где сидел во время всего перехода заливом, оттуда и прыгнул.
Все моряки-десантники поступили так же; те, кому выпало прыгать с кормы, в воду погрузились по грудь.
Все еще не веря, что фашисты пока не обнаружили их, не чувствуя холода воды, обручем сомкнувшейся чуть ниже груди, капитан Исаев, как мог быстро, побрел к берегу. Слева и справа, опередив или поотстав на считанные метры, продирались сквозь воду матросы. Сосредоточенные, готовые в любую минуту открыть огонь.