Буду твоей женой
Шрифт:
Или он меня вообще никогда не любил?
Использовал.
Зачем тогда сделал предложение?
Почему банально не расстался, прежде чем посмотреть на другую?
Изменил…
Обманул.
А я…
Дура, получается, раз верила?
Полнейшая.
Настолько недалёкая, что, пока рыдала, упиваясь собственной жалостью, позабыла о том, как сильно растечётся тушь, на кого я теперь буду похожа ещё и внешне, и даже не заметила, как щёлкнул механизм дверной ручки, когда та повернулась, а дверь приоткрылась.
— Можно? — поинтересовался Роман Владимирович.
Оглядела себя и окружающее. Мигом подскочила с места, чтобы выпрямиться и посмотреть на себя
— Ничего, скоро пройдёт, — утешил негромко.
Пока я открывала глаза, чтобы взглянуть на него, он приподнялся, потянувшись к полотенцу. Смочил его часть холодной водой, льющейся из крана, а затем вернулся в прежнее положение, приложив ткань чуть выше моего лба.
— Кажется, это становится традицией, — усмехнулась встречно. — Спасать меня из нелепых ситуаций.
Он ничего не сказал. Мягко улыбнулся. Не перестал улыбаться и тогда, когда заметил в моей правой руке коробочку с кольцами, которую я так и не отпустила. Вот только теперь его улыбка приобрела оттенок сожаления и сочувствия.
— Надо выбросить, — поспешила я избавиться от неё.
Не от коробочки. От его сочувствующей улыбки. Выбросить украшения смелости до сих пор не хватало. Наверное, именно поэтому я протянула футляр с кольцами ему.
— Если надо, значит выбросим, — согласился он со мной, забирая коробочку.
В отличие от меня, совсем не медлил, когда отправил ту к остальному мусору. Она упала с глухим ударом. И будто не о стекло в белой рамке ударилась. О моё сердце разбилась. Или оно само разбилось. Вот так просто. Всего за секунду. Не тогда, несколько часов назад. Именно сейчас. Может быть потому, что я только в этот момент приняла — назад пути нет и не будет. Невозможно.
Придётся продолжать жить.
Вместе со всем этим.
Иначе.
Как именно?
Не имела ни малейшего понятия.
Но ничего.
Я научусь.
Прямо сейчас и начну учиться.
Тем более, что…
— Раиса Павловна решила, что я должен это передать, — отвлёк от минутной слабости Роман Владимирович, заодно объяснил причину своего появления.
Рядом с ним лежал небольшой свёрток из ткани, повязанный бантиком, который я прежде не заметила. Платье. Бабуля мне каждый новый год дарила по одному, это являлось нашей с ней личной традицией. Она мне — платье, я ей — платок. В этом году в моём подарке для неё будет не совсем платок — палантин: шёлковый, с притягательным пряным колоритом, без изнанки и двусторонний, надеюсь, ей тоже обязательно понравится. Развёрнутое платье в глубоком синем оттенке было простого кроя, средней длинны, и мне — точно сразу понравилось.
— Спасибо, — поблагодарила, притягивая к себе наряд.
Переодеться однозначно стоило. Собственно, тем я и собиралась заняться до того, как меня накрыла истерика. Да и боль от удара головой почти прошла, ощущалась уже не столь сильно.
— Чай Раиса Павловна уже заварила, — поднялся на ноги Роман Владимирович, собираясь оставить меня вновь в одиночестве.
За
На секундочку…
Он почти вернулся к двери, когда я вспомнила кое о чём ещё.
Я в жизни сама не сниму платье, которое на мне!
А значит…
— Подождите, — окликнула я его, ещё до того, как сама мысль не успела до конца сформироваться в моей голове.
Мужчина остановился. Обернулся. А у меня язык к нёбу будто прилип. И дальнейшее далось намного сложнее:
— Не могли бы вы мне ещё немного помочь? — вздохнула.
Глава 2.4
В широте благородства Роману Владимировичу было не отказать. Вернулся. Правда, до того, как я ему пояснила, с чем именно мне надо помочь.
— Платье, — призналась неохотно. — Мне его самой не расстегнуть, — повторно вздохнула.
Развернулась к нему спиной. Не только для того, чтоб процесс с раздеванием пошёл быстрее. Смотреть в глаза тому, перед кем всё ниже и ниже падала моя гордость, тоже не решалась. Тем более, что словесного ответа не последовало. Я даже почти решила, что мужчина всё-таки сейчас выйдет, как минимум бабулю позовёт. Либо для того, чтоб она сама мне помогла. Либо для того, чтоб ей нажаловаться на все мои недвусмысленные приставания. Хотя ни того, ни другого не последовало. Зато моего плеча коснулись его мозолистые пальцы. Я аж вздрогнула от неожиданности. И да, нервничать ещё сильнее начала.
С чего бы?
Может, потому, что шнуровка и крючки, с которыми следовало расправиться, находились намного ниже и уж точно не совсем на моём теле? А я как-то совсем не готова оказалась к столь откровенным прикосновениям, когда кожа к коже и никаких преград. А может всё дело в том, каким обжигающим показалось это прикосновение.
И пусть мужчина всего лишь подобрал и убрал мешающие волосы, перекинув их на одну сторону, после чего в самом деле потянул за шнуровку, которую надо было сперва ослабить и распутать. Я как задержала дыхание ещё в самом начале столь деликатной ситуации, так и замерла. Ровно до момента, пока не расслышала тихое и вкрадчивое над самым ухом:
— Если будете так напрягаться, решу, что вам страшно. Я разве настолько ужасен?
Шумно выдохнула. Смутилась. Вдохнула заново. Постаралась дышать как можно размереннее.
— Скорее наоборот, — обернулась.
И снова дышать перестала. Не ожидала, что его лицо окажется настолько близко, что почти столкнулись нос к носу.
— Наоборот? — усмехнулся Роман Владимирович. — Это вряд ли. По-моему очень даже мило смотрится эта ваша вариация косметической раскраски в стиле панды.
Вероятно, это была шутка, призванная подбодрить и успокоить. И я ей даже улыбнулась. Но потом до меня дошло, о чём именно он говорил. Моментально рванула к зеркалу. Правда, не учла, что шнуровку он не сразу отпустил. Хорошо, что мой спаситель сам это учёл, и когда я пошатнулась, равновесие всё же удержала. Не стала на этом зацикливаться. А вот над чёрными разводами от туши под глазами — очень даже сконцентрировалась! Чуть не снесла в шкафчике половину тюбиков и бутыльков, так торопилась схватить мицеллярку, смочить ей пару ватных дисков, а затем поправить свой внешний вид, избавляясь от свидетельства своей недавней истерики. Управилась быстро. Возвращаться на несколько шагов назад не пришлось. Роман Владимирович с самым благопристойным видом продолжил распутывать шнуровку, пока я над уничтожением очередных улик страдала. Да с такой невозмутимостью и ловкостью он это делал, словно не в первые, и мы оба вообще каждый вечер такое проворачиваем, когда с работы домой возвращаемся.