Будущее есть. Горизонты мечты
Шрифт:
—Творческая, — пожаловался я. — Актера не могу найти. Когда над сценарием думал, всех видел — кому какая роль достанется. А сейчас — ну, не подходит никто на роль Кангрена!
—О-о-о! — проникся Иван. — Да, тут не каждый подойдет. И явно не твоя молодежь…
—И я о том же! — как хорошо найти человека, который понимает твои невысказанные мысли.
—Не пробовал к профессионалам обращаться?
—Пойдут они, как же, — скривился я. — Кто я? А кто — они?
—Есть вариант… — обнадежил Иван. — Сейчас позвоню кое-кому, а там видно будет.
Он отошел в сторонку, а я опять
—…Я тебе говорю! Гарантирую! Ты мое слово знаешь…
Потом опять понизил голос, так что ничего было не разобрать, и вскоре закончил разговор. Подошел ко мне, довольный, и говорит:
—Через час приедет. Нормально?
—Нормально… А кто приедет-то?
—Ах, да! Ляпунов. Он с этой ролью прекрасно справится. Или нет?
—Справится… — растерянно ответил я. Сомневаться в профессионализме великого актера современности было, на мой взгляд, несколько нетактично. — Он, что, согласился? А вы ему наши условия объяснили? Я, вообще, как-то не привык со звездами первой величины общаться. Даже не знаю — чего они могут попросить и как с ними себя вести.
—Они тоже люди, — обнадежил Иван. — И тоже дают обещания, которые, порой, приходится выполнять. Ничего, не дрейфь! Я с ним поговорю. Нормальный мужик.
Так и оказалось.
В отсутствие Алины я сам все снял: в нашем деле без универсальности нельзя. К слову, профессию режиссер-оператор еще никто не отменял. В документальном кино такой тип специалистов весьма востребован, особенно в далеких экспедициях, где количество специалистов может быть ограниченным, а съемка событий нужна непосредственно на месте, в то самое мгновение, когда эти события происходят. Важно ухватить нужный момент, решить, стоит ли его снимать — потому что память модулей может быть ограничена, а следующее событие более значительно, чем предыдущее. И успеть нажать на кнопку, а не отдавать команду «мотор» оператору, который смотрит в другую сторону.
Чем сложнее фильм, тем больше требуется ассистентов и узких специалистов. Скажем, выставить звук в пещерах сложной конфигурации не под силу никакому роботу, который воспринимает акустику совсем не так, как человек. Опытный же звукооператор добьется нужного эффекта с гораздо меньшими усилиями и именно так, как нужно режиссеру.
Но если съемка технически проста, то и одного специалиста достаточно. В данном случае — меня. Я снял первый эпизод с директором, в котором он приходит в столовую и разговаривает о проблемах питания на спутниках. Студенты, как увидели Ляпунова, так поначалу рты пооткрывали. И только когда я на них прикрикнул, начали вести себя естественно, как и полагается подчиненным перед начальством: с уважением и почтением. Даже тут слава Ляпунова сыграла в мою пользу.
Ему можно было не объяснять задачу: Эльдар Борисович понимал все с полуслова. Подозреваю, что для качественной игры ему было достаточно лишь прочитать сценарий. И только уважение к режиссеру как к специалисту останавливало его от того, чтобы сделать мне замечание.
Что удивительно, съемка заканчивалась как раз на последнем
Я отвел Славу Антонова в сторонку и тихо спросил, что с ними такое случилось. Он на меня посмотрел как на идиота, потом решил, что у режиссера могут быть свои закидоны, и объяснил:
—Владимир Павлович, последний день же! Ребята очень старались. Всем хочется, чтобы фильм классным получился. Может, кто и схалтурил на съемках, так уже не поправить. Мы все через какой-то этап прошли, по-другому себя ощущаем…
—А-а, ну, да, ну, да… — поддакнул я. Это для них фильм последним эпизодом заканчивался, а у меня еще монтаж впереди. Черт его знает, что там Алина наделала, вдруг, все не так? Вот тогда самые волнения и начнутся. Еще же руководитель диплома смотреть будет на предварительном просмотре, и от него замечания могут быть. А я ничего не смогу уже исправить…
В общем, в таком грустном настроении я и начал съемку.
Актеры старались. Тем более что возвращение людей из бездны Юпитера — событие нетривиальное. Сотрудники станции действительно были рады прилету экипажа. Даже на вошедшего директора никто особого внимания не обратил. Все разбились по группкам и обсуждали полет с различных точек зрения. Или просто болтали, выплескивая радость встречи.
Только когда Быков, бледный, с синими мешками под глазами от перегрузок, встал и пошел к директору, все затихли.
Они молчали. Но что-то происходило между ними, какая-то невысказанная договоренность. Никто не прервал молчание, которое затянулось, но совсем чуть-чуть.
И последняя фраза Быкова, в которой он говорил Кангрену, что планетолет с грузом прибыл. Он говорил эту фразу твердо, как и следует по уставу, но мы-то все помнили, чего стоило довести корабль до Амальтеи! Каких трудов, и каких сил. От каждого члена экипажа, от пассажиров. Все делали свое дело. До конца.
Я доснял, выключил камеру и ушел. Не мог больше ни на кого смотреть. Я понял. Мы действительно сняли документальный фильм. О том, как оно все реально происходило. И плевать, что скажут на комиссии. Что не попали в тему, что документальности в фильме ни на грош. Но я-то знал правду. Теперь знал.
Не скажу, что плакали. Некоторых ничем и не проймешь — люди бывалые. К сентиментализму относятся скептически, особенно в документальном кино.
Про тему никто не догадался спросить. Или пожалели? Но даже для меня фильм смотрелся непривычно. Выглядел, как документально-хроникальный. И если бы я не знал, что снимались актеры, вполне мог бы предположить, что съемку вели кто-нибудь из экипажа планетолета и сотрудников «Джей-станции».
Обсуждали как-то вяло. Достоинства не оценивали, недостатки не отмечали. Сказали несколько общих слов и прогнали с защиты. Я ожидал, что будут громить, подготовил убийственные и остроумные аргументы — все впустую. Будто и не смотрели. Игнорирование неприятнее прямых обвинений, от которых можно отбиться. Алина вышла вслед за мной, пробормотала: «Все ты, все ты», — и, всхлипывая, убежала.