Будущее непределенное
Шрифт:
Он попытался завести разговор с мрачными копьеносцами, но не понял почти ничего из их сильно искаженного джоалийского. К тому же они и сами не очень охотно шли на разговор, не зная ни того, кто он, ни того, как относится к нему их предводитель. Вот тот, рыжий, совсем другое дело, он явно давний друг босса.
До сих пор Джулиан так и не добился ничего от Экзетера. Он так и не знал, почему тот изменил свое отношение к «Филобийскому Завету». И потом еще Урсула. Как быть с ней? Он ожидал встретить Освободителя, по уши нагруженного маной, готового
Примерно час они, обливаясь потом и отгоняя надоедливую мошкару, брели через болото, иногда сворачивая к каменистым склонам Ниолслоупа. В конце концов Экзетер вспомнил о приличиях. Отстав от Домми, он пристроился к Джулиану.
— Домми сказал мне, что война кончилась. — Теперь он выглядел гораздо лучше, и его синие глаза сияли. Возможно, он набрался сил для поединка.
— Точно. Боши проиграли. Мы и сами не знаем еще всех подробностей. — Джулиан рассказал все, что ему было известно, удивляясь тому, как мало это его волнует. Ему все реже и реже снился тот ад, через который он прошел во Фландрии. — Зато ты начал другую. Другую войну, я имел в виду.
— Боже! Служба огорчена этим?
— Очень. Не знаю, что с ними будет, когда они узнают, что ты изменил их доктрину.
— Сами виноваты, не надо было придумывать демонов. Что это за религия, если она основана на лжи и вымыслах?
— Попробуй объяснить это Урсуле.
Экзетер не ответил. Лица его под капюшоном не было видно. Тогда, в Фэллоу, он был классным подающим, а вот отбивающим — так себе. Впрочем, порой пробить его было не проще, чем каменную стену. Похоже, сейчас он находился как раз в такой форме, ибо отбивал любой вопрос, который подавал ему Джулиан.
— Ты не раздаешь обращенным золотые серьги?
— Золота нет.
— Зато ты завел новый обычай — крещение водой!
— Вода дешевле.
— Ну да, каждый культ требует посвящения в той или иной форме, — согласился Джулиан. — А обрезание, конечно, было бы слишком хлопотно?
— Прошу тебя! — поморщился Экзетер.
— Значит, ты вступил в союз с Пентатеоном?
— Не все из них монстры.
— И это они справляются с теми Жнецами, которых Зэц напустил на тебя?
— До сих пор справлялись.
Если Пятеро напуганы силой Зэца, они могут принять Освободителя в качестве союзника или использовать его как ширму, хотя только полный идиот может довериться им — любому из них. Что наобещал им Экзетер в обмен на их помощь? Насколько он поступился принципами? Задать любой из этих вопросов значило бы положить конец разговору и растоптать хрупкие ростки возрождающейся старой дружбы.
— Мне казалось, Зэц уже сильнее каждого из них,
Экзетер пожал плечами:
— Как знать? И как узнать, не попробовав? Никто еще не играл в Большую Игру с открытыми картами.
— Но почему он не пытается расправиться с тобой теперь, когда знает, где ты? — не сдавался Джулиан.
— Вот ты у нас человек военный. Скажи, ты посылаешь своих стрелков, и они не возвращаются. Пошлешь ли ты за ними всю свою армию?
— Нет. Я послал бы кого-нибудь посильнее на разведку.
— Вот и мне кажется, что сейчас он занят именно этим. Жнецы — это всего лишь туземцы, порабощенные маной. Они вооружены ритуалами, позволяющими увеличивать мощь их бога, но вся их сила исходит от самого Зэца.
— Но если он пошлет кого-то посильнее, ты сможешь распознать их? Их чары?
Экзетер помолчал, прежде чем ответить. Джулиан не понял, обдумывает ли он ответ, или просто не хочет говорить.
— Если меня будет мана, я смогу распознать их.
— Но почему у тебя сейчас нет маны?
— Всю использовал.
На что?
— Превращая жезл в змея? — Он понимал, что напрашивается на грубость, но Д'вард спокойно проговорил:
— Бежал. Еще мне пришлось исцелять растянутую лодыжку, но это было на узле Висека.
— А разве есть разница?
— Все свидетели были служителями храма Висека. Они приписали все заслуги ему — и ему же ушла мана.
— Но ты ведь вернешь хотя бы часть сегодня вечером, когда будешь проповедовать в Шуджуби?
— Надеюсь.
Урсула может взять его тепленьким прежде, чем он успеет открыть рот, если только Джулиан не отвлечет ее как-нибудь. В больших количествах мана начинает расти сама. Это как деньги: чем больше их у тебя, тем легче добыть еще. Физическое истощение — не лучшее состояние для того, чтобы проповедовать религиозную революцию. Вот идиот чертов!
Джулиан почувствовал, что начинает выходить из себя — когда идешь на каменную стену, это самое последнее дело.
— Ты идешь в Тарг? Собираешься пообщипать перышки Зэцу, да? Где ты, интересно, собираешься взять столько маны?
То, как Экзетер отбил этот мяч, стоило всего остального. Он повернулся и ослепительно улыбнулся своему мучителю:
— В «Филобийском Завете», разумеется.
— Что? — поперхнулся Джулиан.
— Пророчество само по себе обладает маной, старина. Ты что, еще не понял этого? Ведь на пророчество уходит тонна маны, так куда она потом девается?
— Понятия не имею.
— Нет, правда! Каждый раз, когда пророчество подтверждается событиями, оно набирает новую ману от людей, которым это становится известно. Зэц пытается оборвать цепь еще с тех пор, когда нас на свете не было. Он каждый раз терпит неудачу, и каждый раз пророчество от этого лишь усиливается.
Джулиан оступился и чуть не упал, ткнувшись плечом в кожаный щит — тот помог ему вернуться в вертикальное положение.
— Что за вздор! Я ни разу не слышал еще этой теории. Кто тебе это сказал?