Бухта Анфиса

Правдин Лев Николаевич

3

Стремясь увидеть как можно больше, Артем открыл железную дверцу и по узкой крутой лесенке спустился в кубрик. То, что он увидел здесь, конечно, не годилось для газетного репортажа. Только разве что для фельетона, да и то на мелкую и не очень оригинальную тему о выпивке в служебное время.

Выпивших оказалось двое: Михаил Калинов и Зиновий Кириллович. Семену, если и перепало, то самую малость, и он смотрел на пустую водочную бутылку с таким выражением, словно только что хватил уксуса. Иван Великий, пользуясь передышкой, спал чутко, как на посту. Услыхав шаги,

он приоткрыл один глаз и снова его закрыл.

Михаил Калинов, заполучив собутыльника и слушателя, как всегда в таком случае, донимал его своими стихами. Лица были потны и затуманены тем мятежным вдохновением, какое появляется у людей, которые уже выпили без закуски пол-литра, но пока еще не сомневаются во взаимном уважении.

В зеленоватом свете иллюминаторов ходили слоистые облака синего табачного дыма. Солнечные длинные блики, отраженные волной, струисто пробегали по кубрику.

На Артема никто не обратил никакого внимания. У него мелькнула озорная мальчишеская мысль: «Бунт на корабле, матросы перепились и вышли из повиновения. Что делать?»

Но не успел он принять еще никакого решения, как наверху требовательно взвыла сирена. Иван Великий ловко спрыгнул с койки в полной боевой готовности.

— Прибыли, — сказал он, поправляя фуражку.

Артем первым выбежал на палубу. Сбавив ход, «Решительный» приближался к обрывистому берегу. От деревни, перемахивая через ограды, по огородам бежали ребятишки.

Под обрывом, у самой воды, стоял на песке большой мужик. Был он босой и простоволосый и так растрепан, как будто бы только что проснулся. Голубая рубашка помята, светлые волосы лежали, как ворох соломы, сорванный ветром с воза. На темном лице сверкала ослепительная белозубая улыбка. Он приветственно размахивал длинными руками и что-то орал, показывая место, куда надо пристать. Неразговорчивый механик бросил чалку. Заскрежетав килем, катер ткнулся в песчаный берег.

— Сам бригадир, Афанасий Николаевич! — с непонятной восторженностью объявил Зиновий Кириллович. — Под турахом, но в меру. В самый раз мы подгадали.

Что такое турах, под которым находился бригадир, было понятно. Но почему такое состояние бригадира считается самым подходящим для дела, по которому они сюда приехали? Вот этого Артем так и не понял.

4

Материал для репортажа? Не совсем зная, что это такое, Артем мог только смутно догадываться о безграничности этого понятия. А что такое сам репортаж? Фотография какой-то значительной секунды жизни, замечательного события. И, как каждая фотография, репортаж показывает уже совершенное, прошедшее, промелькнувшее. Вчерашний день.

Вчерашний день. Стоит ли тогда городить огород? Нет, тут что-то не так. Эта речушка, которую скоро будут почтительно называть морем, уже и катер приспособили для большой воды и для высокой волны; Генка — капитан катера, он рвется вывести свою посудину на широкий морской простор; и эти леса и поля — все это для будущего. О ребятишках, которые пока что носятся по берегу, нечего и говорить: они только и мечтают о будущем и чтобы поскорее вырасти.

Нет, все это не втиснешь ни в какую фотографию. Репортаж — это скорей всего призыв, а призыв — это будущее. И то, что он сейчас видит и слышит, что впитывает

всем своим существом — все только строительный материал, сваленный в огромную кучу. Какой мастер должен быть, чтобы выбрать главное из этой кучи, чтобы построить хорошее здание? Какой мастер!

Считая себя разве что подмастерьем, и притом довольно бездарным, Артем пока только слушал да смотрел. А что к чему, этого он пока не понимал. Вот, например, такой разговор:

— А ты к нам зачем? — спросил бригадир жизнерадостно у Ивана Великого.

— Твои грехи исправлять, — ответил тот.

Услыхав в этих словах неприкрытый укор, осуждение какого-то своего действия или, вернее, бездействия, бригадир, однако, не утратил жизнерадостности.

— О! — воскликнул он. — Таких грехов у нас вроде и нету. Против закона…

— Значит, есть. Старуха у вас тут живет упорная.

— Это Анфиса-то?

— Переселяться отказывается, а ты ей потворствуешь. Слабинку проявляешь.

— Так мне за нее уже вмазали предупреждение.

— Правильно. Порядок надо соблюдать.

Афанасий Николаевич приуныл.

— Говорил я представителю Камгэса. Предупреждал: поддадут мне за эту чуткость по задней мягкости. А он стишки преподнес. Природа, говорит, сияет. Вот тебе и засияла. Двое с одной старухой не сладили.

Бригадир снова оживился и сказал с непонятной угрозой:

— Ты вот третий будешь…

— Я? — Милиционер приосанился, подтянулся.

— Отступишь ты, — уже открыто злорадствовал бригадир. — Такие форсистые, как ты, для нее — семечки.

— Что же она, законы лучше меня знает?

— Ничего она не знает и знать не хочет! — торжествовал бригадир. — Одно она знает: нет у нас такого закона, чтобы человека обидеть.

— Интересная у вас старушка, — продолжал Иван Великий, — надо с ней потолковать. Грехи ваши исправить.

Он сейчас же собрался пойти на Старый Завод, и Артем, узнав, что это недалеко, сказал, что он тоже хочет увидеть необыкновенную старуху, которая восстала против такой могучей организации, как Гидрострой, и пока что выстояла.

— Есть идея, — провозгласил Михаил Калинов, — отправиться всем кагалом. Вернее уговорим старуху-то.

Еще никто не успел высказать своего отношения к этой идее, а бригадир первым подхватил ее с нетрезвым энтузиазмом. Он заявил, что это очень здорово, если все явятся на Старый Завод, тогда уж упорная старуха наверняка не устоит. И зачем же идти, ноги бить, когда можно запрячь лошадей?

— Петька! — закричал он. — Ты где?

— Я тут, — отозвался белоголовый мальчишка, — чего кричать-то, когда кони все в ночном?

— Я вот тебе! — погрозил бригадир.

Но Петька ничуть не сробел, он еще даже выдвинулся из толпы ребятишек и хмуро посоветовал:

— Шел бы домой, чем колобродить. Мамка велела.

Бригадир засмеялся и покрутил головой:

— Вот и смотри на них! Командиры какие растут. Я вот тебя за челку…

— Так мамка же велела. — Петька не отступил и на отца даже не взглянул: видно было, что слово матери решающее, а отец добрый, только грозится…

— Вот я вас вместе с мамкой, — проговорил бригадир зверским голосом, но тут же рассмеялся и начал рассказывать, как вернее всего добраться до Старого Завода.